Ветер в лицо
Шрифт:
Доронин весело подмигнул жене.
— А ты не привыкнешь? — спросила она, хмурясь. Белый фартук на ней заканчивался внизу двумя большими ромашками, вышитыми тонко, с хорошим вкусом. Вся она была собрана, подвижная, легкая, тонкая в талии, как пчела-труженица.
— Ничего не поделаешь, жена. Уже привык... Перед завтраком по рюмочке. А вы себе вишневой налейте.
После завтрака Макар Сидорович сказал:
— Вот что, Лиза. Дней на пять забудь о машине.
Лиза уже собиралась возразить — ей очень хотелось сесть за руль.
— Нет-нет... Не пущу. По цехам пойдешь. Пошевелить надо. Если молодежь нашей идеи не подхватит, пиши пропало...
Когда Лиза вышла на веранду, Катя набросилась на мужа.
— Есть ли у тебя сердце, Макар?.. Разве девушке сейчас до этого?
— Ну, будь здорова, жена, — поцеловал ее в лоб Макар Сидорович.
— Нет, поцелуем не отделаешься. Дай ей опомниться.
— Сердится, сердится Катюша, — улыбнулся Доронин. — И зря. Боюсь, что сама она не очухается, а замкнется. Слишком много думает о своем горе. И таким оно покажется ей страшным, что и жить на свете не стоит... В одиночестве ей с этим горем не справиться. Пусть к людям идет. Коллектив от всех болячек излечивает.
Когда Лиза и Доронин пришли на завод, Макар Сидорович сочувственно посмотрел на девушку.
— Не только света, что в окне...
— О чем вы, Макар Сидорович? — встрепенулась Лиза.
— Это я о своем... Не очень утомляйся. Вид у тебя нездоровый. Заходи потом ко мне.
Доронин ушел в партком, а Лиза остановилась у проходной, собираясь с мыслями. С чего ей начать?..
Расстроенная и не уверенная в себе, пошла к разливщикам. Крановщик, подмигнув ребятам, погнал свой вертлявый консольный кран прямо на Миронову. «Разбойник, — подумала Лиза, улыбаясь. — Все равно не сойду с мостика». Кран бежал на нее, быстрый, размашистый, будто собирался схватить ее вместо чугунной крышки, которыми накрывают изложницы.
«Не отступлю», твердо решила Лиза.
Кран на большой скорости остановился в полуметре от нее.
— Эй, Желудь, — крикнула она крановщику. — Вот я подстерегу тебя где-нибудь на дороге и разгоню машину. Посмотрим, хватит ли у тебя духу не сойти с колеи.
— Ого! — откликнулись разливщики. — Как ветром сдует.
— Да не сдует, — огрызнулся Желудь. — Все равно остановит. Здесь главное — выдержка.
— Сгорел Желудь, — смеялись разливщики. — Такую не испугаешь. И глазом не моргнула.
Из глубины литейного пролета, где стояли платформы с изложницами, на Лизу смотрел Василий Великанов. Лицо его расплылось в довольной улыбке.
— Молодец, Лиза!.. Так им и надо. Хвастун.
Лиза по узкой железной лестнице спустилась к Великанову.
— Ну, что делать, товарищ комсорг? — показал он на ковш, который двое рабочих, стоя на мостике, тщательно обдували сжатым воздухом. — Не успеваю ремонтировать... Не дают.
— Кто не дает? — спросила Лиза.
— Теперь уже сталевары. Скорее сталь варят, чем мы ковши ремонтируем. А он, собака, не хочет остывать... Что ты ему сделаешь?..
Василий обошел вокруг ковша, подумал. Ведро с огнеупорной глиной стояло наготове у лестницы, прислоненное к ковшу.
— Сорок минут надо выиграть — и тогда наша взяла, — говорил Великанов. — А не подам ковша на сорок минут раньше — и второй опоздает... Да сильнее дуйте вы на него! — крикнул он рабочим, остужающим ковш.
— Иди сам подуй, — огрызнулся рабочий с мостика.
— А что же делать? — грустно спросила Лиза.
— Надо что-то делать, — ответил Великанов. — Если бы вот выровнять температуру.
— Какую температуру?
— Ту, что в ковше, и ту, что во мне...
— Не понимаю.
— Где тебе понять?.. Ну, какая у меня температура, как ты думаешь?
Василий снял фуражку, подставил ей белокурую голову, доставая Лизе только до подбородка. Лиза положила ладонь ему на лоб, улыбнулась.
— Нормальная.
— Эх, ты... Нормальная. Матери младенцам губами измеряют.
— Я тебе в матери не гожусь.
Капельки ртути под бровями Василия быстро забегали. Тряхнул белокурой шевелюрой, надел фуражку.
— Ну, пусть нормальная. Значит, тридцать шесть градусов. Если к этому еще приплюсовать градусов шестьдесят, то это как раз будет та температура, которая там, в ковше.
Лиза посмотрела на него с лукавой искоркой в глазах.
— А как же ты можешь приплюсовать?
— Приплюсовал бы. Знаю такую жидкость. Ее в аптеке не продают. Дома из свеклы делают. Коньяк три ботвы. Но вот слово Макару Сидоровичу дал.
— Вот ты о чем! — погрозила пальцем Лиза.
— Ну, что ж... Попробуем без того, где три ботвы.
И Великанов, схватив в руки ведро с глиной, полез по лестнице на ковш.
— Василий! — вырвалось у Лизы.
— Ты что, сдурел? — крикнул на него один из рабочих, направлявших в ковш струи сжатого воздуха.
— А ты знай одно — дуй. Не жалей. Лиза, принеси к ковшу еще ведро глины на всякий случай. Не буду я ждать, пока они охладят.
— Василий!..
Но Великанов поправил брезентовые рукавицы и исчез в ковше.
— Ненормальный, — ругались рабочие.
Прошло несколько минут. Лиза, принеся к ковшу ведро с глиной, стояла бледная, взволнованная. Она не знала, что ей делать. Может, пойти за врачом? Да вот он бежит трусцой с кислородной подушкой в руках.
— Это безобразие! Разве может человек выдержать такую температуру? — восклицал худощавый старичок в белом халате. — Подавайте воздух прямо на него! На него!..
Вот из ковша послышался голос Великанова:
— Глины! Спустите на веревке.
Лиза посмотрела вокруг. Ни веревки, ни каната не было и в помине. Напарник Василия готовил к ремонту второй ковш. Пока она будет искать какую-то проволоку, Василий не выдержит... Схватила тяжелое ведро с глиной и быстро, сколько было сил, полезла по лестнице...