Ветер времени
Шрифт:
Замужних женщин сознательно избегал и из мужской солидарности искренне осуждал измены жен. Один раз попал в очень неприятную ситуацию, о чем сильно сожалел и сокрушался, навсегда запретив себе подобные игрища.
Дебелая замужняя матрона заманила его к себе в постель, уверив, что супруг в отъезде. В самый разгар любовных баталий Серега чутко уловил пронзительный скрежет ключа в замке.
– Муж вернулся! – задохнулась полнотелая нимфа. – Прячься! – но было уже поздно.
Малыш метался по спальне в одних семейных трусах, не зная куда бежать, торопливо хватая разбросанную одежду и с ужасом представляя, как разъяренный супруг разряжает в него из парабеллума всю обойму. С грохотом падали стулья, тревожно раскачивалась люстра, по полу катилась недопитая бутылка «Шардоне», высокие бокалы с остатками вина шатались и тонко дребезжали
– Что происходит? – в спальню ворвался муж…
Немая сцена. Серега стоял, успев вдеть в штанину только одну ногу. Блудница лежала тихо, как мышь, притаившись и накрывшись с головой пуховым одеялом, оставив лишь щелочки для глаз, и с величайшим смятением следила за происходящими событиями.
Муж – невысокий лысеющий человек в костюме-двойке и фиолетовом галстуке, мгновенно оценил ситуацию. Он понял все. Шатнулся как от удара, но сориентировался быстро. Бесстрашно шагнул к раздетому сатиру. Малыш обреченно сжался, зажмурился, безвольно опустив руки… Он был в два раза больше и на полметра выше этого несчастного человека и мог бы без труда справиться с ним одной рукой. Но стоял, покорно ожидая возмездия, ибо страшный груз вины и конфуз феерического провала не давали права даже взглянуть в глаза обманутого мужа. Но тот, неожиданно протянул руку:
– Владимир…
– Сергей… – Малыш машинально ответил рукопожатием.
– Я очень прошу Вас, Сергей, не ходите к нам больше… - человек грустно смотрел в лицо.
– Да… Да, конечно. – Серега опрометью кинулся из спальни…
С тех пор, как только он видел флиртующую замужнюю женщину, перед ним вставали полные боли, страдания и невыносимой муки, глаза опозоренного супруга. И Малыш дал себе слово никогда не иметь отношений с чужими женами.
Что же двигало желаниями этого человека? Виктор не раз задумывался об этом, неоднократно наблюдая удивительные воплощения талантливого друга. Малышу был просто необходим надежный компаньон, потому как волшебные феи обычно попадались парами и во избежание недоразумений, а также для отвлекающего маневра, приятель оказывался весьма кстати.
Важна была завязка, прелюдия, дебют, когда раскрывались характеры, находились точки соприкосновения, возникали взаимные симпатии. Допускался легкий обман, невинные недомолвки, искрометный гротеск. Шутки, забавные смешные истории, двусмысленные анекдоты, сыпались, будто из рога изобилия, все более очаровывая и удивляя прелестниц. Те и не замечали, как попадали в лукавые путы. Им также хотелось нравиться и обольщать. Помаленьку втягивались в процесс, сами расставляя немудреные ловушки и сплетая прозрачную пелену обаяния, используя женские хитрости, сверкали глазами, смеясь непринужденно и искренно. Томно прикрывали веки, опуская взор долу, поправляли без надобности прическу, мило жеманились, придавая лицу выражение то суровой неприступности, то полного расслабления и удовольствия, по-кошачьи выгибали спину, закидывали ногу на ногу…
Тосты, спичи, прибаутки – Серега вел застолье. Когда все уже доходили до нужной кондиции, Малыш предлагал танцы. Обычно девушки с восторгом соглашались, и первые пускались в пляс, стараясь показать себя во всем великолепии. Витя танцевать не умел и скромно сидел себе где-нибудь в углу, глотая горький дым болгарских сигарет. А друг отрывался, выделывая немыслимые па, и грациозно владея собственным телом. Превращался в галантного испанского кабальеро, изображал отважного пикадора, притворялся сицилийским карбонарием, становился аристократом на графском балу; нацепив черные очки, преображался в осторожного шпиона…
Преотлично танцевал ламбаду, лезгинку и менуэт. Вальсы и танго давались без труда. Но апогеем был медленный танец. Дама доверчиво прижималась к могучему плечу и пара мягко плыла, повинуясь чарующему узору музыкального рисунка. Кавалер что-то загадочно шептал, прильнув к раскрасневшемуся лицу танцовщицы. Сильные руки обвивали хрупкий стан, крепко и бережно прижимая к груди податливое тело. Девушка двигалась, будто в трансе, послушная воле коварного инкуба, закрыв глаза и полностью отдавая себя во власть всепобеждающего Эроса…
Жена Малыша догадывалась о его похождениях и временами устраивала грандиозные скандалы. Но все же была женщиной неревнивой. К тому же совсем недавно у них родился ребенок, и она полностью погрузилась в заботы о наследнике. Серега очень гордился сыном и часто возил семью к себе на малую родину к родственникам. Супруга жаловалась на него, но свекровь утешала ее тем, что у них мол, в роду все такие. И действительно, и отец и дед, и прадед Малыша, были известные в деревне ходоки и за свою жизнь соблазнили немало сельских чаровниц.
– Это у них наследственное. Гены. Ничего с этим поделать нельзя. Природа. Так что уж смирись голубушка, – свекровь устало прикрывала глаза.
– Уж как я со своим ни билась – бесполезно. Все они Ильины такие – кобели.
Сергей и уговорил Виктора идти на мясокомбинат в колбасный цех, на обвалку. И теперь они работали вместе. С раннего утра, обрядившись в накрахмаленные колпаки и белые халаты, нацепив сетчатые фартуки, надев на левую руку кольчужную перчатку, наточив до бритвенной остроты обвалочные ножи – вставали за конвейер, готовые к бою. Охлажденную говядину выкатывали из просторных холодильников, и Генка Копейкин с небывалой яростью разделывал огромные туши, швыряя на ленту задки, коробки, лопатки, шейки… Стоящие по обеим сторонам конвейера обвальщики – мужчины и женщины, хватали каждый свою часть и быстрыми расчетливыми движениями отделяли мясо от костей. Очищенные кости бросали в деревянную тележку, а мясо сталкивали в большую дыру разделочного стола. Успев поправить мусатом нож, хватали подъезжавшую лопатку или задок, и все повторялось вновь. Через пару часов тяжелой работы устраивали перекур. Рядом работал такой же конвейер со свининой, и еще два стояли обесточенными, подключавшиеся, когда шел большой поток мяса, или использовались для практического обучения студентов училища мясоконсервного комбината. Платили неплохо, но самое главное – было снабжение мясными продуктами по самым низким ценам, практически по себестоимости. На фоне нехватки продовольствия в стране и пустых прилавков магазинов – это было очень и очень кстати.
Конечно, народ на комбинате подворовывал. Не без этого… И людей можно было понять – у всех дети, родственники, знакомые, друзья. При поимке несунов наказание было одно – увольнение. Люди рисковали, придумывали всякие схемы, и вообще проявляли немалую смекалку.
Вырезали длинные ленты свежего мяса, заворачивали в полиэтилен, и вставляли в самодельные пояса, специально сделанные для таких случаев. В нужных местах были пришиты полоски искусственного меха, чтобы не застудить организм. Оборачивали талию, застегивали специальные крючки или пуговицы. Второй заряженный пояс пропускался между ног и крепился спереди и сзади к ремню. Затем одевалась одежда, а сверху шуба или пальто. Женщины на обвалке были в основном немолодые и пышнотелые, и умудрялись выносить на себе изрядное количество продукции. Тетя Рая, например, могла незаметно спрятать на своем теле до двадцати пяти килограмм. А вот сухонькая баба Таня несла чаще, но совсем понемногу. Зимой она ходила в огромных валенках. Никому и в голову не могло прийти, что там двойные стельки, где уютно притаились килограммовые куски чистейшей вырезки. У нее было множество внуков и пьющий зять. Никто ее не осуждал.
Малыш делал проще. Заворачивал мясную ленту в шарф, одевал, и смело шел через проходную. Наглые бабки-вахтерши бессовестно ощупывали его мощное тело, но до шеи дотянуться попросту не могли.
Женщины пробирались друг за другом гуськом. Первая незаметно передавала охраннице крупную купюру в двадцать пять или пятьдесят рублей, и тихо шептала: «три» или «пять». Вахтерша беспрепятственно пропускала троих или пятерых, а следующего обязательно останавливала и обыскивала.
Так, совершенно случайно, по дикому недоразумению, был взят с поличным старейший работник комбината, обвальщик с сорокалетним стажем, передовик производства и ударник коммунистического труда – Васька Буторин, тихий малопьющий семьянин, участник художественной самодеятельности и вообще прекрасный отзывчивый человек. Он шел замыкающим, неся на себе батон вареной колбасы. Батон терся между ног мешая идти. Дядя Вася шел, прихрамывая, чуть враскоряку, одетый в длинное пальто с каракулевым воротником, и недопустимо увеличил дистанцию между впереди идущей сообщницей. Возле самой проходной перед ним неожиданно втиснулся какой-то ханыга с бойни. Василий хотел выкинуть наглеца из очереди, но было уже поздно. Вахтерша, услышав магическое слово «три», преградила путь ветерану.