Ветеран
Шрифт:
— Здравствуйте, Иван Дмитриевич! Марина дома?
Вместо ответа Полозов хлопнул по ступеньке, на которую присел, рукой:
— Присядь. Поговорить надо…
Зубов слез с мотоцикла, поставив его на подножку. Внимательно поглядел на лесника. Решив, что сейчас получит встряску из–за девчонки, пошел «в атаку»:
— Дядя Ваня, я к Марине со всей душой! Женюсь хоть завтра. С детьми повременим, пусть учится. Я люблю ее и она меня тоже…
Лесник улыбнулся:
— А я и не сомневался! Присядь–присядь… Маринка передеваться ускакала. Я ее на танцы отпустил уже. У
Алексей присел на ступеньку рядом со стариком, мигом насторожившись:
— Что случилось, дядь Вань?
Полозов рассказал ему об обнаруженных следах и попросил:
— Ты уж, если не на службе, провожай Маринку. Ей часто одной приходится бегать по лесу, особенно последнее время. Все же к экзаменам готовится…
Зубов смотрел в землю. Затем встал и протянул Митричу руку:
— Дядь Вань, я Марину никому в обиду не дам. Ты не беспокойся. И провожать буду, вот увидишь…
Через пару минут парень и девушка сели на мотоцикл и отправились в село на танцы. Митрич успокоил выскочившую из огорода дочь словами:
— Ну вот, Валентина, наша Маринка парня хорошего нашла. Слава Богу, а то ты все горюешь, что в лесу женихов нет. Найдутся! Была бы девчонка хорошая, а женихи не проблема…
В субботу, после торговли, старик все же сумел поговорить с Гордеевым, передав ему через Алексея Зубова свою просьбу о встрече. Встретились на выезде из города. Николай стоял на последней остановке местного городского автобуса и ждал лесника. Едва заметив телегу, вышел на дорогу. Полозов рассказал о собственных соображениях:
— Раз следить начали, не к добру. Что посоветуешь?
Николай помялся, а потом решительно выдохнул, придвинувшись губами к уху собеседника:
— Оружие при себе держать!
Митрич, немного помолчав, спросил:
— Коль, а ты чего в милицию подался? Ведь слесарем был и хорошим…
Гордеев пожал плечами, взглянув в стариковские глаза:
— Знаешь небось, что заводишко наш накрылся… Вот–вот… Помыкался без работы два месяца. Нигде ничего… А потом вспомнил, что одноклассник мой начальник милиции! Когда–то за одной партой сидели, приятельствовали. Вот и рванул к нему! Димка, ну, Дмитрий Андреевич Зваркович, мигом устроил сержантом…
От Митрича не укрылось, что последние слова Николай произнес несколько странновато. Словно стыдился чего–то. Без обиняков спросил:
— Ну и чего? Работа есть работа. Порядок тоже охранять кому–то надо! А ты чего так скукожился?
Гордеев огляделся вокруг и вдруг вплотную воткнулся ему в ухо губами:
— А то! Слыхал я, что именно Зваркович банде волю дал. Платят они ему…
Полозов аж отшатнулся от такого известия:
— Да ты хоть что!?! И куда мне обращаться, коли чего случится?
Сержант тихо произнес:
— Ко мне приходи. Тут есть ребята честные. Я ведь уже два года почти в милиции работаю, всех знаю. Что–нибудь придумаем…
Две недели ничего не происходило. Лесник спокойно торговал по субботам на рынке. Торговцы шипели. Милиция бродила неподалеку в первую субботу, а во вторую не появилась. Сколько Полозов не всматривался в толпу, знакомой синей формы нигде не наблюдалось.
С чем это было связано, большинство торговцев по всей видимости знали. Некоторые с ехидством смотрели на старика, возле телеги которого толпился народ. Даже почти полное отсутствие в их рядах покупателей, продавцов по всей видимости не волновало. Они явно чего–то ждали и ждали с нетерпением. Митричу такое положение дел мигом бросилось в глаза. После торговли он решил заехать к Гордееву и узнать, в чем дело…
Николай оказался дома и открыл дверь сам. Он был в старенькой полинялой тельняшке и спортивных штанах. Увидев на пороге Полозова, пригласил:
— Проходи. Жена на работе, а парни еще из училища не приходили… — Направился в кухню, не дожидаясь, когда гость скинет сапоги со словами: — Это хорошо, что ты пришел. Разговор есть…
Лесник стащил пиджак, повесив его на крючок и шагнул следом за хозяином, на ходу приглаживая волосы. С удивлением увидел на столе бутылку водки, два стакана, тарелку с солеными огурцами и макароны по–флотски в глубокой тарелке. На уголке стола лежала пачка папирос и спички. Лесник спросил, глядя на сидевшего за столом сержанта:
— Ты чего празднуешь–то?
Гордеев не весело усмехнулся:
— Свое увольнение из рядов доблестной милиции.
Митрич, собравшийся аккуратно присесть на табуретку, хлопнулся на нее, едва не упав:
— Как?..
Николай потянулся к бутылке, но старик перехватил ее чуть раньше, припечатав к столу узловатой рукой:
— Погодь пить! Вначале расскажи…
Бывший сержант отвернулся к окну с кривой улыбкой:
— А чего рассказывать? Зваркович вызвал меня к себе: «Ты уволен». Я спросил: «За что?». Он в открытую сказал: «Чтоб не лез, куда не следует. Тебя не касается, что происходит на рынке. Понял?». Я ему: «Но ведь там людей грабят!». А он: «Не твое дело. Нам все равно с бандитами не справиться и лучше жить в мире»…
Гордеев замолчал. Какое–то время за столом стояла тишина. Наконец Полозов прервал затянувшееся молчание:
— Может, мне в область…
Николай вздохнул, доставая папиросу и закуривая:
— Зваркович дал понять, что там все схвачено. Так что, Митрич, держи ухо востро! — Вновь протянул руку к бутылке: — Выпьем?
Старик отказался:
— Не стоит. И тебе не советую. Ты мне вот что скажи, что дальше делать станешь? Ведь ты из–за меня пострадал.
Гордеев покачал головой и твердо взглянул в глаза лесника:
— Нет, дед, не из–за тебя. Ты об этом не думай. Я бы все равно не смог дальше смотреть сквозь пальцы на этот беспредел. И так год любовался, как бандюки распоясывались. Многие в милиции до сих пор в растерянности ходят: криминала много и все видим, а сделать ничего не в силах. Мы вроде бы власть, а они нам законы диктуют, представляешь? Некоторым угрожали, а у всех семьи, дети…
Николай замолчал. Полозов снова спросил:
— Так чего делать собираешься?
Бывший сержант развел руками: