Ветхозав?тный законъ по его происхожденію, предназначенію и достоинству — согласно Гал. 3, 19–20
![](https://style.bubooker.vip/templ/izobr/18_pl.png)
Шрифт:
Н. Н. Глубоковскій († 1937 г.)
Ветхозавтный законъ по его происхожденію, предназначенію и достоинству — согласно Гал. 3, 19–20
, , ’ . , .
Ветхозавтный законъ, данный народу Израильскому на Сина чрезъ Моисея, являлся откровеніемъ воли Божіей и долженъ былъ служить спасенію людей. Однако, — съ христіанской точки зрнія, — фактически получилось совсмъ обратное, и убжденные законники отвергли спасительную благодать Христова избавленія. Это создало для человческой совсти мучительную загадку, требовавшую разршенія въ интересахъ огражденія самаго христіанства. Касаясь ея неоднократно, св. Апостолъ Павелъ съ особенною отчетливостью выдвигаетъ этотъ предметъ въ Гал. 3, 19–20 и предлагаетъ принципіальное освщеніе.
Уже въ самомъ начал вопросительною формой прямо подчеркивается, что рчь идетъ
Этимъ естественно колеблется старинное мнніе (св. Іоанна Златоуста и многихъ другихъ древнихъ комментаторовъ: блаж. еофилакта, Икуменія, блаж. Іеронима и др.), что «законъ былъ вмсто узды», дабы сдерживать и тмъ постепенно устранять и уничтожать преступленія. Напротивъ, его предназначеннымъ служеніемъ почитается благопріятная роль для .
По самому смыслу и согласно употребленію у Апостола (Рим. 2, 23; 4, 15; 5, 14; Евр. 2, 2; 9, 15), терминъ означаетъ не грхъ вообще, а спеціальное преступленіе точно формулированной и строго повелительной нормы, нарушеніе ея юридической обязательности. Слдовательно, этотъ попираемый принципъ долженъ уже быть въ наличности, чтобы возможно было недозволенное пре-хожденіе черезъ него. Но таковымъ для сыновъ Израиля всегда былъ именно законъ, почему и «преступленіе» для ветхаго завта (Евр. 9, 15) обусловливается бытіемъ закона (Рим. 4, 15) и въ самомъ своемъ обнаруженіи неразрывно связывается съ нимъ (Рим. 2, 23. 25. 27; Іак. 2, 9. 11). Значитъ и въ анализируемомъ текст мыслится законническія предписанія Моисеевы, какъ объектъ правонарушеній.
Отсюда находимъ, что законъ привзошелъ не безъ того, чтобы его нарушали. Тогда въ исполнителяхъ необходимо допускается сила сопротивленія законнической корректности, если все усердіе ихъ разршается одной клятвой (Гал. 3, 10). Только эта сила пріобртаетъ теперь опредленную форму законопреступности. Ясно, что это — бывшій ране грхъ, котораго законъ не вызываетъ, а уже предполагаетъ. И фактически «и до закона грхъ былъ въ мір» (Рим. 5, 13). Не мене безспорно, что онъ и не отъ закона (Рим. 7, 7), ибо послдній лишь освщаетъ его по морально-юридической преступности и здсь служитъ средствомъ познанія грха, какъ именно грха (Рим. 3, 20). Тутъ вс темныя пожеланія и смутныя влеченія плотяности получаютъ особую энергичность и становятся ясными по своей грховности. Ране они были въ скрытомъ, апатичномъ, какъ бы мертвенномъ состояніи, а теперь оживаютъ (Рим. 7, 8–9) въ вид активной противозаконнической борьбы и вполн постигаются съ этой стороны, въ силу чего и Апостолъ говоритъ о себ: похоти не вдахъ, аще не бы законъ глаголалъ: не похощеши (Рим. 7, 7). Бывшій прежде закона невмняемымъ юридически (Рим. 5, 13), какъ унаслдованное свойство падшей природы человческой, — грхъ дальше длается уже попремногу гршенъ (Рим. 7, 13). Въ этомъ смысл законъ бываетъ «силою грха» (1 Кор. 15, 56), ибо, раздражая проданныхъ ему рабовъ (Рим. 7, 14), онъ своимъ пришествіемъ умножаетъ прегршенія (Рим. 5, 20) въ качеств актовъ антиномистическихъ, влекущихъ за собою проклятіе или осужденіе смерти.
По всему ясно, что законъ, разсчитанный «въ пользу преступленій», предполагаетъ уже существующую наличность сродной грховной стихіи въ человк. Посему о немъ и сказано – — при-ложенъ сверхъ и въ добавленіе къ бывшему, откуда неизбжнымъ результатомъ бываетъ усиленное возбужденіе и спеціальное функціонированіе раннйшей грховности. Такъ — по опытамъ исторіи — было фактически, и Апостолъ раскрываетъ намъ, что это совершилось не вопреки законоизрекающей вол, разъ все предусматривалось въ самомъ начал, когда законъ былъ данъ ради его преступленій, чтобы грховныя влеченія были познаны и поняты, какъ непреодолимыя въ своемъ прогрессивномъ умноженіи для всхъ людей.
Если же непремннымъ предвареніемъ и обязательнымъ условіемъ водворенія закона должна быть наличность соотвтственной ему величины, то онъ не есть учрежденіе ни исконное, ни вчное, а возникаетъ и прекращается вмст съ появленіемъ и исчезновеніемъ своего двойника. Но извстно, что грхъ — историческаго происхожденія и подлежалъ упраздненію по реализаціи обтованія. Поэтому для закона имется точный предлъ бытія въ «пришествіи смени, къ которому относилось обтованіе» по своему исполненію. Это — нчто позднйшее и при
Таковы границы для бытія и дйствія закона. Лишь въ нихъ онъ обладаетъ временною и ограниченною важностью, при чемъ его историческія достоинтсва неоспоримы. Законъ, будучи откровеніемъ воли Божіей, былъ опубликованъ въ этотъ достоинств съ характеромъ юридически-принудительнаго постановленія, обязательнаго къ неуклонному исполненію . Это его свойство обезпечивалось и посредничествомъ Ангеловъ, на присутствіе которыхъ указывали вс чудныя знаменія при Сина (ср. Псал. 106, 4) какъ греческіе переводчики LXX свидтельство о нихъ усматривали во Втор. 33, 2, читая: ’ (по-славянски: «Господь отъ Синаи пріиде, и явися отъ Сіира намъ и присп отъ горы Фарани, и пріиде со тмами святыхъ, одесную Его Ангели съ Нимъ»). Это врованіе свойственно и іудейству (судя по Іосифу Флавію, Филону, Книг Юбилеевъ) и первохристіанству, гд еще архидіаконъ Стефанъ обличалъ жестоковыйныхъ іудеевъ (Дян. 7, 53), что они приняли законъ «устроеніемъ ангельскимъ» , и — не сохранили. Такое участіе безплотныхъ небесныхъ духовъ христіанскій первомученикъ считалъ символомъ славы закона, какъ и посланіе къ Евреямъ (2, 2) принимаетъ его за врную поруку твердости ветхозавтнаго слова, преступленіе и ослушаніе коего влекли за собою праведное воздаяніе. Съ другой стороны, и послднимъ посредникомъ Синайскаго закона былъ Моисей, ибо Господь вручилъ скрижали завта вождю Израильскому (Исх. 31, 15), который и принесъ ихъ народу въ своихъ рукахъ (Исх. 32, 15). Посему фактически законъ былъ данъ «рукою Моисея» (Лев. 26, 46), а это былъ великій пророкъ, отмченный особымъ благоволеніемъ Божіимъ въ сіяніи лица его (2 Кор. 3, 7).
Все это громко говоритъ о величіи закона. Апостолъ нимало не отрицаетъ этого историческаго отличія, но по нему отпредляетъ дйствительное достоинство Синайскаго института. Въ немъ воля Божія не достигала людей прямо, и даже содйствіе ангельское сопровождалось активнымъ сотрудничествомъ человческимъ, чрезъ которое только и весь процессъ достигъ желаннаго успха. Евреи отказались сами говорить съ Іеговой и избрали для этого Моисея (Исх. 20, 19), и онъ стоялъ между Господомъ и между ними въ то время, когда былъ учрежденъ завтъ на Хорив (Втор. 5, 5. 2). Тутъ Моисей былъ не просто делегатомъ своего народа, но и его посредникомъ въ сношеніяхъ съ Богомъ, въ силу чего и Христосъ по сравненію съ нимъ называется лучшимъ ходатаемъ — новаго завта (Евр. 7, 6; 11, 15; 12, 24).
Въ результат имемъ, что спеціальная особенность Синайскаго законоположенія состояла въ томъ, что тутъ откровеніе Божіе являлось опосредствованнымъ, ибо опубликовано къ обязательному исполненію черезъ посредника, Значитъ, вся фактическая типичность и заключалась въ этомъ свойств — посредничества, откуда должна точно раскрываться самая природа всего института по его реальнымъ качествамъ въ положительномъ или отрицательномъ смысл. Но писатель уже поставилъ себ вопросъ: что такое по своему достоинству законъ? — и естественно, что для отвта онъ сосредоточивается на самомъ характерномъ отличіи. Таковымъ служитъ «посредничество», и Апостолъ беретъ это качество въ самомъ существ и говоритъ объ , разумя подобнаго субъекта по самой принципіальной роли, а не по конкретнымъ примненіямъ, часто случайнымъ и недостаточнымъ.
Итакъ: что же такое всякій посредникъ по самому этому свойству посредничества! Выясненіемъ сего должна раскрыться подлинная природа и самаго посредствующаго учрежденія. Слова св. Павла по этому предмету (въ стих 20-мъ) кратки и категоричны, но настолько таинственны, что нкоторые именно ихъ относятъ къ числу «неудобь разумнаго», каковое Апостолъ Петръ находилъ въ писаніяхъ Павловыхъ (2 Петр. 2, 16). Во всякомъ случа мы имемъ чуть не до 500 толкованій даннаго стиха съ разными оттнками, иногда прямо противоположными. Одни исходятъ изъ убжденія, что посредникъ это — Христосъ и что, будучи единымъ для ветхаго и новаго завта, онъ въ прав отмнять первый и по своему богочеловчеству могъ объединять іудеевъ и язычниковъ. Но въ апостольскомъ текст предполагается, несомннно, не Христосъ, на прерогативы и дйствія Коего нтъ намека. Другіе усматриваютъ тамъ единство Божіе въ факт обтованія, исключающее двойственность въ дарованіи еще и закона; однако, непостижимо, почему единый субъектъ не можетъ издавать разныхъ распоряженій, хотя бы даже не вполн согласныхъ между собою. Третьи противопоставляютъ это единство (Божіе) множеству Ангеловъ или людей, между тмъ для сего было бы достаточно и двойства. Четвертые понимаютъ безлично, но это противорчитъ уже самому званію посредника, который всегда бываетъ примирителемъ двухъ сознательныхъ воль, ибо для безличнаго раздленія требуется лишь механическое сліяніе или соподчиненіе.