Вейн
Шрифт:
— Ты хочешь вернуться… — изумленно выдохнула она, всматриваясь в его спокойное лицо. — Хочешь вернуться за Излом! К людям! Но это невозможно!
— Почему же? — он приподнял одну бровь.
— Потому что… — она хотела сказать, что для осужденных нет места в мире людей, и осеклась. Ксандр не был осужденным. Возможно, он был единственным человеком, который попал в Темный мир без Суда Света и без преступления. Но это не отменяло того, что теперь у него красные глаза и синие спирали тьмы на руках.
—
В его лице снова мелькнула злость, и она отклонилась, оперлась руками о стол позади себя.
— К тому же, Излом невозможно перейти, — быстро добавила девушка.
Мужчина усмехнулся.
— А вдруг это не так, Вейни? Вдруг это лишь… иллюзия?
Ее сердце замерло на миг, а потом сорвалось в бешеный галоп, словно не в меру ретивая лошадь, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы успокоится.
— Перейти Излом без позволения Смотрящих и проводника нельзя, — повторила Вейн, — это все знают! Только они могут открыть переход Тьмы! Или нужно стать Одичалым, чтобы пройти… Или… нет?
— Смотрящие, конечно, знают больше, чем говорят, — усмехнулся он, — но и они — недостаточно. Когда я попал сюда, присоединился к ним лишь с одной целью: узнать, как вернуться. Но Смотрящие не знают, как перейти Излом, Вейн. Проводников впускают Верховные жрицы на время Суда, и только. Как только осужденный прикасается к камню и переносится за Излом, проводник возвращается. Все.
Он покачал головой. Вейн слушала его, как завороженная, не зная, можно ли ему верить. Но если поверить ему… получается, что ее просто обманули!
— Смотрящие знают способ… Просто не используют его…
— Нет, — твердо сказал он, и это «нет» прозвучало, как удар крышки закрывающегося гроба. В котором она похоронит все свои наивные надежды. Надо же, а ведь Путница была уверена, что в ее душе не осталось ни капли веры в чудо. А вот же… Стоило Смотрящим поманить ее, пообещать то, о чем она и думать не смела, как она поверила…
Злость сдавила горло не хуже серебряной удавки.
Только стоит ли верить Ксандру? Он ненавидит ее всем своим темным нутром, и кто знает, в какие игры играет?
Мужчина смотрел на нее с усмешкой.
— Если бы Смотрящие знали, как перейти Излом, то уже пировали бы при дворе короля, поработив людей. Против силы Тьмы королевское воинство совершенно бесполезно, даже Лига только и способна, что уничтожать безмозглых Одичалых… Если бы я знал тогда, насколько легионеры смешны, думая, что смогут сдержать Темных… Они просто не видели Темных. Настоящих Темных.
— Но ты этот способ тоже не знаешь, — подумав, констатировала она. — Не так ли?
— Я лишь предполагаю, — задумчиво сказал он.
— Расскажешь? О своих предположениях? — Путница
— А ты так жаждешь узнать? Мне казалось, что ты и здесь неплохо устроилась?
— Возможно, я соскучилась по… айрисам. Знаешь, здесь они не растут… Так расскажешь? Конечно, если это не пустая бравада, и тебе есть, что рассказать, — подначила она его.
Ксандр улыбнулся. Провел пальцем по ее губам, жадно ловя участившееся дыхание девушки. Легко приподнял, посадил ее на стол, невыносимо медленно прикоснулся ладонью к ноге Путницы, отодвигая ткань юбки.
Склонился еще ниже, так что Вейн откинулась назад, прогнулась.
— Право, Вейни… твои уловки так смешны… — тихо сказал Ксандр и усмехнулся, видя, как вспыхнули гневом ее глаза, — не знаю, кто бы на них повелся… Если ты так вела себя с другими, то удивительно, как сумела заработать репутацию опасной соблазнительницы…
Он говорил намеренно неторопливо, с насмешкой, выводя ее из себя, заставляя сознание затянуться пеленой женской обиды и ярости. И если бы ее учил не Мастер, а кто-нибудь другой, возможно, Вейн попалась бы на эту хитрость, и не заметила легчащего прикосновения чужого разума. Но Путница была ученицей Жала, как называли ее наставника. И продолжая гневно смотреть в лицо Ксандра, усмехнулась про себя.
Мастер говорил, что нельзя спрятать воспоминания, потому что чем дальше прячешь, тем настойчивее их ищут. Но их можно заменить. Подсунуть ищущему такие образы, которые отвлекут, собьют с толку, заставят нервно дышать и обливаться потом. От ужаса, от страха или от… похоти. Чем ярче картина в голове, тем проще за ней скрыть бледную тень других воспоминаний. « Посади рядом роскошную олиру и бледный лютик, кто заметит лютик?» — вопрошал Мастер. Вейн подозревала, что в душе он был поэтом.
И сейчас она знала, что показать Ксандру.
… Ночь Полуночных Игр в Ниаранте славится вседозволенностью. Сами Смотрящие разливают силу: чистую, темную, сводящую Перерожденных с ума, бурлящую в крови, словно черный густой хмель. Да и хмеля достаточно: на улицах — дешевого пойла из скисшего молока чешуйчатых летух и забродивших лесных ягод, в богатых домах аристократии — дорогого, настоящего, из нектара белых лилий, что сияющим покрывалом устилают берег Озера Мертвых Душ. Этот хмель, словно сладкая патока: тягучий и мягкий, обволакивающий небо и жгущий нутро. Он рождает в теле легкость и почти счастье, как бывает от первой влюбленности, от истинных, настоящих, самых светлых и сильных чувств…
Вейн сидит в круглом зале, украшенном с варварской роскошью и безвкусным великолепием: цветы и светильники, ковры и подушки, камины и витражи, алый скользкий шелк и золотая ломкая парча бесконечными слепящими вспышками…
— Тебе понравится, — шепчет ей на ухо мужчина. Она не смотрит на него, лишь вперед, туда, где кружатся в тонких прозрачных тканях танцовщицы, где Темные лежат на подушках, жадно осматриваются, тянут воздух трепещущими ноздрями, пьют силу эри, потягивают вино.