Везунчик

Сознание возвращалось рывками, как будто выплывая из темных глубин «ничто».

Сначало стало светло. Потом, будто сквозь вату, начали проступать звуки — какой то скрип, шум хлопающей на ветру ткани, крики птиц… И только вслед за шумом свет начал формировать картинку, постепенно наполняя окружающее цветом, резкостью и даже начиная слепить. Как будто кто то постепенно выкручивал яркость с «тусклого» до «максимума».

И только следом за светом и звуком начало выплывать сознание, неспешно

наполняя окружающее вопросами — кто я, где я, что происходит?..

Я определенно сидел. Сидел в неудобной позе, привалившись к чему-то больно врезающемуся в спину и смотрел на свои руки и нечто лежащее в моих руках. Вот только кто этот я? И мои ли это руки? И что в них… было?

Я определенно не узнавал «свои» руки — а такого ведь быть не должно? Слишком уж они маленькие, тощие и… грязные?

Следом за сознанием, сквозь «вату» протиснулось и кое что новенькое — запах. Тошнотворный запах мертвечины, помогая моему сознанию «разогнаться»!

У меня в руках определенно была птица. Сознание, получив мощный пинок от проснувшегося обоняния, мгновенно «перегрузило» буксующий мозг потоком фактов, с которыми мозг определенно не мог справиться. Просто фиксируя их появление.

Мертвая птица. Судя по запаху она сдохла уже давно. Руки были перепачканы в перьях. Мяса на костях птицы определенно не было, тем не менее, судя по остаткам перьев на руках, лице и во рту — сознание с легкостью выявило новые факты — я пытался ее есть… До… пробуждения.

Как ни странно, но никаких негативных эмоций новая информация не вызвала. Как будто эмоции просто не были «подключены». Однако трупик птицы я отбросил в сторону. Точнее попытался, но в итоге просто уронил останки рядом.

Подслеповато сощурившись, я огляделся вокруг, борясь с прыгающими «настройками яркости».

Это определенно была помойка. Только располагалась она почему то на узкой и, как оказалось, довольно темной улице… Яркость неторопливо скручивала ползунок обратно к «сумраку», позволяя оглядеть окружение — какие то замусоленные тряпки, куски досок и кирпичей, что то жидкое…

Похоже кости птицы с налипшими на них перьями были не основным источником мерзкого запаха.

Я… Кто же я?

Я определенно не был… мной.

Слишком низко. Я слишком тощий. Буквально все во мне говорило о неправильности моего нахождения в пространстве. Тем не менее о самом важном — что же тогда правильно и кто я есть — сознание молчало.

Перед глазами крутились какие то смутные воспоминания о людях с замыленными лицами и событиях, которые вполне могли быть сном… Однако никакой ясности они в ситуацию не вносили.

С каждой секундой в мозг направлялось все больше и больше фактов вылавливаемых сознанием из окружающей действительности. Тонкий ручеек сначала превратился в реку, потом в бушующий поток, но… Крайне странный поток. Местами из него будто бы вырвали важные места, оставив эти «отсутствующие части пазла» болтаться в воздухе! А местами…

Я находился

в порядком загаженном переулке — темном и наполненном мусором. Но кто этот я — мне было совершенно неизвестно. Судя по звукам — специфическому шуму десятков гомонящих голосов, орущих или кудахтающих существ и привлекающих внимание, но невнятных выкриках — рядом находился базар. Вот только что это за базар или где, в каком городе он находится — я не знал.

Я определенно был ребенком, причем явно находившимся за гранью истощения. Но я не должен был быть ребенком вообще! А кем я тогда должен был быть?..

А еще… Все настойчивее… Сознание пыталось донести до меня какую то крайне беспокоющую информацию.

Повинуясь некоему внутреннему импульсу я посмотрел вглубь засранного проулка. И в самой темной его части я увидел неясное движение.

На меня смотрят. Кто то там смотрит на меня и потихоньку, со скоростью сонной улитки приближался ко мне — понял я мысль, что пыталось втолковать мне сознание.

А еще у меня не было сил не то что бежать, но даже шевелиться. Так что, чтобы там не шевелилось… Рано или поздно, но оно подберется ко мне. И, скорее всего, это произойдет уже ночью. По всем законам подлости оно доберется до меня ночью.

Внезапно в переулке стало еще темнее и я с трудом повернул глаза в противоположную сторону от таинственного, подкрадывающегося «нечто». Со стороны звуков базара в переулок вошел какой то сухонький старикан восточной наружности, в синем, богато расшитом халате-мантии и удивленно, но весело уставился на меня:

— Ого! Так это ты так фонишь?

Дед бесцеремонно подошел и присев, осмотрел меня. После чего выпрямился и… поднял меня за шею. Одной рукой.

Дед не выглядел сильным. Скорее даже он выглядел слабым — кожа да кости. Однако движение получилось легким и естественным. И вот я уже завис перед его бормочущим лицом:

— Так ярко фонит… Но он определенно ничей!.. Просто какой то крысеныш из трущоб. Однако его до сих пор не нашли… Почему?..

Похоже моим мнением он не интересовался совершенно, пытаясь найти ответы на свои вопросы где то внутри себя.

А на меня нахлынули новые факты.

Этот язык. Я его понимал. А еще я слышал его в первый раз в жизни.

Трущобы. Тени города. Помойка. Да — это то место где я жил. Но… И это название я тоже слышал впервые!

Как такое могло быть?..

— Как тебя?.. А, впрочем, неважно. Ты идешь со мной. — пробормотал старикан придя к какому то решению и бодро зашагал в сторону звуков базара, держа меня за шею, словно утку.

И глядя назад, я видел, как в темной части переулка зажглись два глаза, провожая нас до тех пор, пока мы не скрылись за углом…

Мы попетляли по нескольким переулкам, пока не вышли на тот самый базар, ворвавшийся в меня своими звуками и запахами словно соленая морская волна.