Вид больного города в разрезе
Шрифт:
Через пару дней Энна получила конверт, доставленный мальчишкой на велосипеде; он на ходу швырнул пакет в окно кухни. Немного волнуясь, она закрылась в кабинете, включила стол с подсветкой и разложила на нем негативы. Их было десять, но пять пришлось сразу же отложить в сторону из-за плохой резкости. Затем она принялась тщательно изучать оставшиеся с помощью сильной лупы. На снимках дом выглядел весьма необычно, так как все внутренние перегородки и предметы мебели, выглядевшие полупрозрачными, накладывались друг на друга, придавая строению неустойчивый фантомный облик. Местами снимки с завораживающей точностью фиксировали присутствие различных предметов, спрятанных в потайных шкафчиках и нишах - например, коллекции старинных миниатюрных револьверов с Андромеды, за которую Джордж заплатил сумасшедшую сумму, ручной домашней клешни, вероятно, уже давно задохнувшейся, и других столь же необходимых в хозяйстве вещей.
Лупа медленно перемещалась, увеличивая изображение и тщательно обследуя каждый квадратный сантиметр поверхности снимков, но Энне все еще не удавалось обнаружить ни одного зараженного участка. Паркет, балки перекрытий, трубы отопления выглядели незатронутыми. Несколько озадаченная, Энна достала из бюро негативы, отснятые в предыдущие годы - у нее накопилось несколько папок, забитых снимками и записями. Самыми информативными оказались рентгеновские снимки, на которых зараженные зоны выглядели большими черными пятнами с расплывчатыми контурами. Можно было подумать, будто рой злобных пчел избрал местом жительства пустоты в стенах. В этом же году дом выглядел здоровым, погруженным в спокойный сон. Но Энна знала, что такого не может быть. Что же тогда? Хитрость? Экономия энергии в предвидении яростных и долгих схваток?
Энна еще некоторое время изучала негативы, но вскоре была вынуждена выключить подсветку, так как пленка начала коробиться от высокой температуры. Чтобы избавиться от беспокойства, сильным зудом отзывавшегося в солнечном сплетении, она решила произвести разведку нижнего этажа. До сих пор она ни разу не подвергалась нападению на этом уровне и могла считать себя в относительной безопасности от неприятных сюрпризов. Пройдя коридором, она вошла в помещение, заставленное полками, на которых за многие годы скопилось множество самых разных предметов - боевых трофеев, почетных наград и других сувениров.
Попытавшись включить освещение в зале трофеев, она увидела толстый слой плесени на полусфере выключателя, и сразу поняла - не стоит надеяться на то, что вспыхнут неоновые пластины, покрывающие потолок.
Дверь, обшитая кожей с металлическими заклепками, медленно и беззвучно захлопнулась за ее спиной, и она очутилась в абсолютном мраке, где на заставленных серебряными и хрустальными кубками полках не мог вспыхнуть ни малейший отблеск. В помещении даже изменился запах. Она безуспешно пыталась уловить стойкие волны запаха грубого табака или тяжелый аромат хранившихся в фаянсовых вазах листьев, которые она так любила жевать вечерами в компании Элен и Марты.
Элен… Марта…
Зал трофеев - то место, где она провела не одну ночь перед очередным ожидавшим ее серьезным испытанием. Сколько сценариев жестоких схваток обдумала она здесь, свернувшись клубком в кожаном кресле, не пытаясь охладить пьшающую голову и успокоить сильно бьющееся сердце. Она отмечала на рентгенограммах опасные зоны, где в любой момент дом мог брызнуть на нее смертельным ядом.
Ее мышцы, словно вспомнив навсегда въевшиеся в них боевые рефлексы и уловив пропитавший помещение дух былых сражений, взялись за дело. Ее рука сама собой расстегнула пояс из грубой ткани, плечи шевельнулись в распахнутом воротнике, сбрасывая на пол платье. Она всегда придерживалась старинной традиции своей профессии, согласно которой амазонки должны сражаться обнаженными, не применяя никаких защитных средств. Именно это отличало ее школу от многочисленных санитарных фирм, чьи служащие навешивали на себя панцирь из пуленепробиваемых пластин и закрывали лицо прозрачным забралом. Они обычно полностью разрушали зараженные дома, причем под прикрытием специальных щитов из жаростойкой брони.
Ее удивила царившая в комнате сырость, на которую тело отозвалось гусиной кожей. Вытянув вперед руки, она вслепую двинулась к противоположной стене, ожидая обнаружить кончиками пальцев гладкие металлические выпуклости призовых кубков, беспорядочно расставленных на полках. Но кубки оказались шероховатыми на ощупь из-за пленки рыхлых окислов и грубыми, словно ее собственная кожа. В какой-то момент она почувствовала соблазн сравнить выпуклости своей груди и металлической полусферы, по которой пробежались ее пальцы. Запах плесени внезапно хлынул на нее со всех сторон, с разбухших от сырости стенных панелей, пола и потолка.
Энна решила не снимать трусики и села в оказавшееся на пути кресло, стараясь не прикасаться к кожаной спинке, наверняка покрытой плесневыми грибками. Ни один луч света не нарушал абсолютную темноту, и когда она закрыла глаза, то не уловила никакой разницы. Сейчас ей нужно было сконцентрироваться, ощутить свое тело, подобно тому, как стараются почувствовать новую одежду в примерочной кабинке, определить недостатки, узкие места. Складку на спине, слишком грубый шов… Если до сих пор «примерка» проходила без проблем, то сегодня она колебалась, обуреваемая недобрыми предчувствиями… Ее пальцы, затвердевшие в результате солевого массажа, жестко вонзались в мышцы бедер и живота, проверяя надежность мускулов и гибкость суставов.
Инстинкт подсказывал ей, что она не обнаружит ничего подозрительного. Ни один мускул не расслабился, не появилось ни одной жировой складки…
В чем же дело?
Весь отпуск она напрасно допытывалась ответа у зеркала в ванной мотеля. Она заплатила приличную сумму местному изъеденному молью фотографу, чтобы он сфотографировал ее обнаженной в разных ракурсах, но даже пачка снимков ничего не объяснила. На всех фотографиях она выглядела «весьма достойно» со своим крепким мускулистым телом, прочными связками и коротко подстриженными жесткими волосами.
Стоило, наверное, поменять эксперта, «привлечь свежий мужской взгляд», как часто говорила Марта. Может, тогда ей удалось бы обнаружить какие-нибудь незначительные признаки старения, вроде пятен на коже или припухлости мышц? Начало образования старческой маски, в результате чего вскоре должны появиться идущие к уголкам рта резкие, похожие на шрамы морщины…
Возможно, только у мужчин имеется инстинкт, это предзнание, позволяющее определить начало старения. A она напрасно бьется в поисках явных следов, когда имеются только зародыши симптомов.
Она…
Она попыталась встряхнуться. После окончания учебы азарт охоты овладел ею с такой силой, что почти полностью подавил сексуальный инстинкт. Впрочем, такое явление было весьма распространенным, она отнюдь не считала себя исключением. Когда она вышла замуж за Джорджа, необходимость заниматься любовью по меньшей мере один раз в неделю была для нее неизбежным наказанием. Впрочем, почему она вышла замуж совсем юной, в двадцать два, нет, в двадцать три года, едва закончив период легальной охоты? Теперь она должна была признать, что дом, который принес с собой молодой человек в качестве приданого, был решающим фактором выбора. Ведь многие амазонки, не имея собственного жилья, оказывались вынужденными предлагать свои услуги разным городам за совершенно жалкую плату. Конечно, в те времена пораженные болезнью дома были достаточно редки. В свое время особняк Джорджа, с его колоннами и балконами, с многочисленными лестницами и лоджиями, с путаницей темных коридоров, с лабиринтом подвальных помещений, буквально заворожил ее. В ее воображении уже рисовались планы будущего театра военных действий, схемы будущих сражений, жесткие стратегии, внезапные стычки. Конечно, в то время строение не было заражено, но достаточно подождать… Вот она и дождалась.