Видеозапись
Шрифт:
Как-то в День радио в программе «Время» возник в старой кинохронике коротенький совсем план: на колесиках катят телекамеру допотопного образца а навстречу ей откуда-то входит в кадр первая «звезда» советского телевидения, диктор Нина Кондратова. И в сознании моем – сознании телезрителя с более чем тридцатилетним стажем – на зажженном «ретро»-экране сомкнулись проекции. Я и себя увидел, представил перед тем, тогдашним крошечным экраном, на котором возникла тогда Нина Кондратова, сбереженная хроникой для того, чтобы возникнуть передо мной на экране сегодняшнем.
«Ретро»
«Ретро»-чудо, когда способно возобновить пережитое состояние.
Телевидение процитировало Время, «зачерпнув» его вместе со мной, в нем существовавшим, вместе с миллионами людей, про которых можно с абсолютной точностью сказать, что сидели они тогда перед экраном и видели на нем Нину Кондратову, ждали, что объявит она им, какую предложит им программу передач.
Предложит – вот именно, что предложит… Ведь тогда-то и складывалась интонация общения нашего с людьми, представляющими телевидение.
И сейчас только удивляться остается, каким точным попаданием в еще не очерченный, в еще не озаглавленный жанр было появление перед телезрителем «Ниночки», как по-домашнему, с фамильярностью, возвышающей до славы, сразу же стала называть Нину Кондратову целая страна, как, между прочим, и прежде и теперь называют футболистов и хоккеистов…
Нет, в чистом виде «ретро» никогда не служит образцом.
Но для эмоционального отсчета оно очень часто неоценимо.
Телевидение великодушно и щедро по отношению к своему зрителю.
Легко ли, однако, зрителю от такой поистине индустриальной щедрости, всегда ли он может чувствовать себя на высоте собственного восприятия?
Зритель времен линз и схем для настройки изображения чаще, чем теперь, кажется, оказывался в выигрышном положении. Он чувствовал себя в большей степени причастным к предстоящей передаче. Нет, серьезно – заряжая линзу дистиллированной водой, добиваясь нужных совмещений и контрастов по схеме настройки, он готовил себя внутренне к зрелищу.
«Пробелы в судьбе» телезрителя первых призывов давали ему простор для воображения, домысла, предположения. Он больше и дольше думал о возникавших перед ним на экране лицах, он невольно сопоставлял свою жизнь с жизнью экранных знакомых. И Нина Кондратова, например, играла женскую роль в драматургии, где он почти на соавторство мог претендовать – он ждал ее вечернего появления на телеэкране как факта, происходящего в его биографии.
И самое-то главное – в том не было никакого самообмана.
Не желая сейчас задним числом льстить всем, кто начинал телевидение и На телевидении, заметим все же, что начало всегда требует «штучности». Ничего ведь не начинается со стереотипа.
И зритель, чутко реагировавший на несомненную «штучность» телеэкранных первопроходцев, собственную «штучность» ощущал острее.
Может быть, в этом-то и наибольший эффект, как принято теперь говорить, феномен телевидения.
Не скажу точно, когда я впервые увидел телевизор и что тогда мелькало на крошечном экране.
Нет, когда – скажу: первоклассником на выставке реконструкции Москвы, днем (значит, какую-нибудь экспериментальную передачу мы смотрели, а может быть, и просто схему, не помню).
Получается: телевизор я увидел примерно в одно и то же время, что и футбол. Но футбол уже владел мною, захватил – и очная с ним ставка только подтвердила ранее подозреваемое. Телевизор же, наверное, вообще не может по-настоящему увлечь ребенка, пока не станет посредником между ним и естественным многообразием непрерывно, ежесекундно удивляющего мира, – ну это только предположение, непрошенное обобщение. А хотел я лишь заметить, что болельщиком стал гораздо раньше, чем регулярным телезрителем.
Мне как-то долго не случалось увидеть футбол по телевизору. Летом мои дачные приятели ходили к кому-то смотреть трансляцию футбольных матчей, но меня туда не звали, не брали с собой. И хотя вообще-то я уже неоднократно видел разные передачи, футбол в силу особенностей восприятия для меня этой игры представлялся на экране зрелищем совершенно иного порядка.
Во-первых, я не представлял его себе черно-белым, как в кинохронике. Цвет на стадионе для меня очень много значил, цвет превалировал, направлял впечатление, вся расстановка сил на поле виделась мне всегда в цветном изображении. И главное, в репортажах Синявского был цвет, сейчас бы можно сказать, что и цвет времени.
Про цветное телевидение тогда говорили почти как про атрибут научной фантастики. Но показ футбола я фантазировал себе через некое окошко, непонятно – я и не хотел, по складу своего гуманитарного ума, задумываться – кем, как и где прорубленное, в котором движутся цветные, обязательно цветные фигурки игроков.
Впервые же я увидел телерепортаж днем – тогда еще было обыкновение смотреть передачи при погашенном верхнем свете, видимость еще оставляла желать лучшего – передавали второй тайм матча «Спартака» с тбилисским «Динамо» с московского стадиона «Динамо».
Какое-то время после того я еще смотрел не футбол, а телевизор.
Но год всего прошел, и, не сумев достать билет на финал Кубка, где ЦДКА, вернее, уже ЦСКА только на второй день, при переигровке, смог сломить сопротивление футболистов второго эшелона мастеров из города Калинина, я смотрел уже футбол по соседскому телевизору, смотрел как болельщик, еще как болельщик – это был последний из доведенных до конца сезонов, в котором выступали замечательные игроки послевоенных лет Никаноров, Гринин, Дёмин, Николаев, Башашкин, Водягин, Петров…
И все-таки в тот день я никак не мог предположить, что совсем скоро стану по отношению к футболу телезрителем.
3
Свой роман с футболом и спортом вообще я бы предпочел дальше провести через историю своих неудач на долгом пути к литературной профессии, не скрывая своих репортерских несовершенств, полагаясь, однако, на свою удачливость зрителя, от имени зрителя, которому судьба подарила еще и памятные встречи. Поскольку сегодняшний спортивный роман все-таки роман спорта со зрителем.