Видимо-невидимо
Шрифт:
Но в таких местах, как Голый склон, пока кто из наших не поселился, и правда жутко бывает…
До чего неприятное место! От одного воспоминания передернуло. Полез в карман за табаком…
Тьфу ты, опять камешек. Этот сумасшедший с птицей на голове так всем и норовит всучить что-нибудь чудесное. Кому гвоздь. Ладно бы, от старой мельницы, так нет, новехонькое скобяное изделие, блестит, ни пятнышка ржавчины — какая в нем сила? Или вот меня камушком осчастливил. Так себе — галечка морская, я уж сколько раз ее из кармана выкидывал, а она всё там же. Ничего, наведается в
Раскурил трубочку, дальше себе иду. Мэри за мной.
Вот наша Долгая долина — тоже еще не совсем… Я потому Мэри сюда брать и не хотел, пока не устроюсь. Я-то привычный, я всё вижу, как оно будет, а если смотреть, как оно есть — самому тошно станет. Но я от таких глупостей давно зарекся. Зыбковато здесь пока, и в глазах рябит порой. Как будто вон та яблоня не решила еще, яблоней ей быть или вовсе дубом вековым. Куда ж мне дуб посреди сада? Цвести-то яблоньки будут — загляденье, а плодов не принесут.
Чудит местечко, само себя еще не знает, утром выйдешь на крыльцо… Как-то раз выпустил Мэри на травку, оглядываюсь — чуть со ступенек не покатился. Вот такенная помойка сбоку выросла, то ли нас к ней течением прибило, то ли ее к нам ветром нанесло. Потом уж рассмотрел: к мосту моему наконец тот берег прирос. А на том берегу — подарочек, получите-распишитесь. Помойка! А при помойке — управляющий. Так вот соседом и обзавелись. Правильный мужик, упорный, работяга. Но близко не сошлись пока, уж больно он на ирландца смахивает, так я и не стал ему ничего про нашу с Мэри жизнь объяснять, а что косится он на жену мою, так лучше пусть косится, чем заглядывается.
Я вот в его работе еще до конца не разобрался. Труба торчит, турбина крутится… Да паром как жахнет сверху! Я в первый раз аж ложку уронил, выскочил на крыльцо — Мэри вся трясется. Сосед объяснял про клапан, только мне его механика… Какие-то грузовики откуда ни возьмись поперли, гудят, дорогу расчавкали… Ну, не мой там участок — пусть сосед благоустройством занимается, если ему положено. Мне своих забот хватает. Кстати, договориться бы с соседом насчет обогрева, можно и теплицу поставить.
А у меня работа простая.
Уж если человек строит, он строит. Хоть дом, хоть мост. Ясно, в каждом деле свое отличие. Но у нас ведь главное не руками делается. Важно, чтобы у тебя в душе тот мост крепко стоял, даже не то что верить в него надо, а просто — знать. А камни сложить не так уж и трудно. Я-то сам по этому мосту могу ходить, как только первый камень положил. Я его уже знаю. А другим придется подождать — и не только пока я берега соединю, а пока еще сам мост к себе привыкнет.
И вот иду я так, смотрю по сторонам… хорошо! Обернулся — сад мой издалека видно, крыша сквозь белое едва просвечивает. За садом вот только — помойка, но это если на холм подняться, а так — торчит из-за деревьев труба, да какие-то железки перепутанные, больше и не видно ничего. Но на холм подниматься я сегодня не буду, слишком близко к краю, а Мэри так и не отстала от меня, и если наверх увяжется — увидит, как из-под травяных корней, в бездну спущенных, сочится чернота. Незачем ей на это смотреть.
Так вот стоял
А как отнесло на пять шагов — свет здешний до того клочка уже не достает, и Мэри застыла над бездной, алой свечой в темноте, только пустота текучая волосы хмелёвые ее колышет… Вытянулась, зажмурила глаза, кулаки к бедрам прижаты. И плывет от меня в пустоте, навеки от меня ее уносит, и сгинет…
И мне до нее уже не дотянуться.
И стоял я на самом краю моей земли, и смотрел, как уплывает от меня моя жена. И стукнуло: что ж ты, строитель? Мост! Вот ты на одном берегу, вот берег другой, да поторопись, потому что размывает его пустота, тают травинки в чернилах небытия. К самому подолу алому уже подступила бездна.
Но мост начинается с первого камня, и пойти по нему только я смогу, а мне уйти — и не вернемся уже. Останемся вдвоем на мосту между берегов, которых нет, и будет нам жизни на три вздоха, а сюда уже не вернуться нам. Ничего здесь не останется, стоит только мне отсюда уйти хоть на миг. Может, помойка и устоит. Только нам от того пользы никакой. Да и камня нет у меня!
Упал на колени, взрыл сухую траву. Нет, тонко все сеется между пальцами.
И вспомнил — как обжегся. Руку в карман… вот зараза, пусто! В другой… галечка морская с берега неведомого, спасение наше.
Я осторожно положил ее под ноги — и носком притоптал для прочности. И сказал жене: мост я тебе построю каменный, прочный, только ты глаз не открывай, а настил из досок дубовых сделаю, и перила… каменные перила будут, не бойся, руку положи… да, вот так.
И она мне поверила, она наклонилась вперед и коснулась рукой… ох, какая разница, чего она коснулась, хоть ничего там не было еще, а она похлопала ладонью, оперлась и сама, моих уговоров не дожидаясь, подвинула левую ногу вперед. Так и вижу голубой башмачок ее с острым носком, как он скользнул над истаивающей травой и ступил на… Знать-то я знаю одно, а глаза видят, что видят. И видели мои глаза, как маленькая ножка Мэри замерла в пустоте, а в сердце я твердил: мост, каменный, настил деревянный, дубовый настил… перила…
Из зажмуренных глаз Мэри катились слезы — как, бывает, катится пот со лба, и точно так же — как помеху работе, смахнула она слёзы со щек и качнулась вперед, перенося тяжесть с правой ноги на левую, а под правой уже растворялся последний клочок травы, а под левой — чистой тьмой покоилась пустота. Но сердце моё билось ровно. Иначе нельзя. Я знал этот мост, я его держал. Вот только не бывало такого, чтобы по недостроенному мосту кто-то, кроме меня, мог пройти. Но об этом я сумел забыть. Я обо всем сумел забыть, одно было передо мной: первый на свете мост — и никаких еще не правил, а вот как мы сейчас сделаем — так и будет.