Видоизмененный углерод
Шрифт:
– Угомонились всего пару часов назад, – заметила Трепп. – Я боялась, как бы они не смылись, пока ты спишь, так что сторожила у входа.
Я взглянул на темные окна.
– Почему они должны смыться? Она даже не знает условий сделки.
– Ну, соучастие в преступлении, караемом стиранием, делает людей пугаными.
– К этой женщине такое не относится, – сказал я, гадая, насколько уверен в собственных словах.
Трепп пожала плечами.
– Как тебе угодно. Однако я по-прежнему считаю, что ты спятил. У Кавахары есть специалисты, которые сделали
Поскольку я отказался от помощи Кавахары, подчиняясь интуиции, я промолчал. Непоколебимая уверенность моих недавних догадок относительно Банкрофта, Кавахары и резолюции номер 653 существенно поблекла во вчерашней спешке, связанной с подготовкой к инфицированию вируса, а внутреннее спокойствие исчезло с уходом Ортеги. Теперь я ощущал лишь неумолимую тяжесть времени, сырую прохладу рассвета и шум прибоя. Вкус Ортеги во рту, теплота прикосновения её гибкого тела были тропическим островком среди этой ледяной пустыни, который удалялся к горизонту.
– Как ты думаешь, в такую рань здесь можно раздобыть горячий кофе? – спросил я.
– В таком крохотном городке? – презрительно втянула воздух сквозь зубы Трепп. – Сомневаюсь. Но по пути я заметила ряд автоматов. Среди них обязательно найдется один с кофе.
– Кофе из автомата? – скривил губы я.
– Эй, ты что, гурман? Ты живешь в отеле ИскИна, по сути дела, в одном большом автомате. Господи, Ковач, на дворе эпоха машин. Тебе никто не говорил об этом?
– Пожалуй, ты права. Далеко отсюда?
– Пара километров. Поедем на моей машине. Так что, если наша малышка проснется и выглянет в окно, её не охватит паника.
– Лады.
Я прошел следом за Трепп к приземистой чёрной машине, выглядевшей так, словно она была невидимой для радаров, и забрался в уютный салон, приятно благоухающий ароматизаторами.
– Твоя?
– Нет, взяла напрокат. Ещё когда мы прилетели из Европы. А что?
Я покачал головой.
– Да так, ничего.
Трепп завела двигатель, и мы бесшумным призраком скользнули по набережной. Я смотрел в окно на море, борясь с неприятным ощущением отчаяния. После непродолжительного сна в лимузине я был на взводе. Меня вдруг снова начало раздражать все, начиная с того, что я никак не мог разрешить загадку смерти Банкрофта, и кончая усиливающейся тягой к сигаретам. Не покидало предчувствие того, что день будет отвратительным, а ведь ещё не успело взойти солнце.
– Ты думал о том, чем займешься, когда все это останется позади?
– Нет, – угрюмо буркнул я.
Мы нашли автоматы в конце города, на аллее, спускающейся к морю. Несомненно, их установили с расчетом на отдыхающих. Однако полуразрушенный навес, под которым они находились, красноречиво свидетельствовал о том, что дела здесь шли не лучше, чем в коммуникационном центре Элиотта. Поставив машину лицом к морю, Трепп направилась за кофе. В окно я наблюдал за тем, как она долго колотила по автомату сначала ладонью, затем ногой, пока тот не выдал два пластиковых стаканчика. Вернувшись к машине, Трепп протянула
– Ты собираешься пить прямо здесь?
– А почему бы и нет?
Мы надавили на крышки, и послышалось шипение нагревательных устройств. Как выяснилось, работают они плохо, но на вкус кофе оказался приличным и определенно оказал должное химическое воздействие. Я буквально почувствовал, как с меня смывает усталость. Мы пили не спеша, наблюдая за морем, погруженные в дружескую тишину.
– Я как-то раз пыталась записаться в чрезвычайные посланники, – вдруг сказала Трепп.
Я с любопытством взглянул на неё.
– Да?
– Да, давным-давно. Мне отказали после собеседования. Сказали, у меня нет задатков преданности.
– Справедливо, – проворчал я. – Ты ведь не служила в армии, так?
– А ты как думаешь?
Трепп посмотрела на меня так, словно я предположил, будто на её совести числятся изнасилования и истязания детей. Я устало усмехнулся.
– Думаю, не служила. Понимаешь, при отборе будущих посланников у кандидатов ищут зачатки граничных психопатических наклонностей. Вот почему в первую очередь ищут среди бывших военных.
Похоже, Трепп обиделась.
– А у меня есть зачатки граничных психопатических наклонностей.
– Не сомневаюсь. Но дело в том, что число гражданских лиц, обладающих этими зачатками и при этом также духом коллективизма, очень ограничено. Одно противоречит другому. Вероятность того, что оба качества разовьются естественным путем в одном человеке, практически равна нулю. Однако военная подготовка делает с естественным порядком вещей страшные вещи. Она ломает сопротивляемость психопатическому поведению и в то же время развивает фанатичную преданность команде. Эти качества становятся взаимосвязанными. Так что солдаты являются идеальным исходным материалом для чрезвычайных посланников.
– По твоим словам получается, что я должна радоваться тому, что мне отказали.
Какое-то время я смотрел вдаль, вспоминая.
– Да, должна. – Я допил кофе. – Все, пора возвращаться.
Проезжая назад по набережной, я обратил внимание на то, что в тишине, оставшейся позади, что-то изменилось. Что-то одновременно неуловимое и в то же время такое, от чего нельзя укрыться. Нечто подобное неумолимо светлеющему небу.
Когда мы подъехали к коммуникационному центру Эллиота, Ирена уже ждала нас, прислонившись к лимузину и уставившись в море. Её мужа нигде не было видно.
– Лучше оставайся здесь, – бросил я Трепп, выходя из машины. – Спасибо за кофе.
– Не стоит.
– Полагаю, какое-то время я буду видеть тебя на экране заднего обозрения.
– Ковач, сомневаюсь, что ты вообще что-нибудь заметишь, – весело ответила Трепп. – У меня это получается гораздо лучше, чем у тебя.
– Это мы ещё посмотрим.
– Да-да. Ладно, до встречи.
Я направился к лимузину, и она крикнула вслед, повышая голос:
– И чтобы с вирусом все было в порядке. Нам бы очень не хотелось, чтобы с ним что-нибудь произошло.