Вихрь мистических связей

Кваша Григорий Семенович

Далее, в августе 1991 года выходит большая работа в журнале "Наука и религия". Интересно посмотреть, что нового удалось мне поведать миру. Сначала идут рассуждения на тему мистичности кольца, утверждается, что векторное кольцо - это остров мистики в мире прогресса и рациональности. Далее утверждается, что в отличие от других структур в данной структуре всего лишь одна группа, и входят в эту группу не знаки, а связи, связей же этих - двенадцать. Далее присказка про маятник и совет, как запомнить векторный порядок (зрительно представив себе зоологические картинки съедающих друг друга животных на манер босховских рыб). Далее ещё круче: упоминается всемирно известный физический принцип неопределенности. Согласно принципу, чем сильнее структура (по

энергии), тем менее предсказуемы её проявления. Отсюда вывод: не ждите от векторного кольца заранее известного сценария. При всей своей сокрушительной мощи векторный союз непредсказуем. Отсюда многочисленные примеры роковой любви.

Писательница Нина Берберова (Бык) так сообщает о своих отношениях с Владиславом Ходасевичем (Собака): "Обыкновенные мерки "мужа" и "жены", "брата" и "сестры" были бы к нам неприложимы. Счастье мое было не совсем того свойства, какое принято определять словами: радость, свет, блаженство, благополучие, покой. Оно состояло в другом: в том, что я сильнее ощущала жизнь рядом с ним... горела жизнью в её контрастах... "интенсивность" заряда была иногда таковой, что любое чудо казалось возможным".

Всё это может показаться писательским преувеличением - чего ни придумаешь ради красного словца! Увы, практика показывает, что слова бессильны выразить весь арсенал векторных фокусов. Воистину перед нами игра дьявольских сил, ибо она сводит воедино человека и его зеркальное отражение. Так было у меня с той самой Татьяной, так было тысячу раз до меня.

Белозерская-Булгакова так писала о браке Алексея Толстого (Лошадь) с Толстой-Крандиевской (Крыса): "Они с Алексеем Николаевичем производили впечатление удивительно спаянной пары. Казалось, что у них общее кровообращение... Впечатление какой-то необыкновенной семейной слаженности... Оба друг для друга обладают притягательной и отталкивающей силой". Их роман называли несчастливо-счастливым. Примерно то же Илья Шнейдер говорил об Айседоре Дункан (Тигр) и Сергее Есенине (Коза): "Они мазаны одним миром, похожи друг на друга, скроены на один образ, оба талантливы сверх меры, оба эмоциональны, безудержны, бесшабашны..."

А вот кое-что новенькое о Жорж Санд и А.Мюссе, свежие новости через сто дет. Санд так пыталась выразить словами суть своих векторных переживаний: "Прощай, прощай, я не хочу тебя покидать и не хочу брать тебя снова. Я не хочу ничего, ничего... Я не люблю тебя больше - и обожаю навеки. Я не хочу тебя больше, но не могу без тебя обойтись. Кажется, только одна небесная молния могла бы излечить меня, уничтожив. Прощай, оставайся, уезжай, но только не говори, что я не страдаю. Только это одно может заставить меня ещё больше страдать, моя любовь, моя жизнь, мое сердце, мой брат, моя кровь, уходи, но убей меня, уходя".

Так и хочется усомниться в полной искренности написанного писательница всё же. Вдруг всё это - её фантазия, все эти небесные молнии, вся эта кровь и любовь одновременно с нелюбовью? Но, как человек, множество раз беседовавший с людьми, побывавшими в векторной "переделке", свидетельствую: это удивительно точное - писательница все же!
– описание ужаса и одновременного блаженства. Мюссе, кстати, сказал очень короткую, тихую фразу, но по магической силе она превосходит тираду Жорж Санд: "В твоих объятиях был момент, воспоминание о котором мешает мне до сих пор и ещё долго будет мешать приблизиться к другой женщине". Тут тайна б`ольшая, чем даже тайна любви...

В кольцевой брак были вовлечены наши лучше поэтические силы. Речь об Анне Ахматовой (Бык) и Николае Гумилёве (Собака). Гумилёв "мечтал о веселой общей домашней жизни", не подозревая, что попал в столь сложный переплет: "Мне и в голову не приходило, что она талантлива. Ведь все барышни играют на рояле и пишут стихи..." Видимо игра шла в одни ворота: "Ей по-прежнему хотелось вести со мной любовную войну - мучить и терзать меня, устраивать сцены ревности с бурными объяснениями и бурными примирениями... Для

неё игра продолжалась, азартно и рискованно". (Всё со слов Гумилёва.)

Много примеров, когда супруг-хозяин встает в позу воспитателя. Александр Дюма-сын (Обезьяна) так пишет другу о своей жене Н.И.Нарышкиной (Крыса): "Мне доставляет удовольствие перевоспитывать это прекрасное создание, испорченное своей страной, своим воспитанием, своим окружением и даже своей праздностью".

Ксения Куприна в своих воспоминаниях об отце свидетельствует: "Мария Карловна (Крыса) - умная, светская, блестящая женщина - задалась целью обуздать буйный нрав Куприна (Лошадь) и сделать из него знаменитого писателя... Немало было тогда разговоров, что Куприн обязан признанием его таланта своей жене - издательнице и её высокопоставленным связям".

Ну а что же слуга? Ему остается только обожать свою прекрасную половину. Вот, например, Ф.И.Тютчев (Кабан) в письме второй жене Эрнестине Тютчевой (Лошадь): "Ах, насколько ты лучше меня, насколько выше! Сколько достоинства и серьезности в твоей любви, и каким мелким и жалким я чувствую себя рядом с тобой".

Если же слуга вместо преклонения и раскаяния ведет себя нахально и агрессивно (например, пользуясь служебным положением), то может получить достойный отпор. В той жуткой политико-музыкальной истории Булганин давил на Ростроповича: "Эх ты, мальчишка! Разве ты можешь понять, что такое любовь! Вот я её (Галину Вишневскую) люблю, это моя лебединая песня..." В ответ Булганин получает от хозяйки и предмета обожания достойный ответ: "Что вы валяете дурака? Я не хочу петь на ваших приемах, потому что мне противно! Я не желаю во время пения видеть ваши жующие физиономии..." Так ответить главе правительства СССР можно только на векторной арене.

Переходим от любви и брака к творческим завязкам и развязкам. Брюсов (Петух) очарован Эренбургом (Кот), чем разжигает ревность Гумилёва (Собака): "Меня смутил Ваш отзыв об Эренбурге. Сколько я его ни читал, я не нашел в нем ничего, кроме безграмотности и неприятного снобизма". (Интересно, что это тот самый Гумилёв, что проворонил талант у собственной жены.)

В редакции журнала "Наука и религия"

Вектор, как вирус гриппа, неостановим, он вездесущ, без него не ступишь ни шагу. Подавляющее большинство редакторов и издателей моих - это Крысы и Кабаны. Конечно же я сплошь и рядом чувствую благодарность к Крысам, Кабаны же оказываются без вины виноватыми. Крыса возглавляет "Зазеркалье", и я делаю рекорд публикаций в "Зазеркалье", Крыса в "Материнстве", и я бью рекорд по публикациям в "Материнстве", Крыса возглавляет "Рипол-Классик", и я издаю в этом издательстве ряд книг, в том числе непроходимых по уровню продаваемости ("Поиски империи"). Впрочем, надо поправиться, что все мои контакты с "Риполом" идут через Кабана.

А вот с другим Кабаном ("Крестьянка") отношения складывались мучительно. Статьи редактировались самым зверским и затяжным способом. В дальнейшем, несмотря на взаимовыгодность союза, пришлось расстаться, я был раздражен отношением к моей работе, а она недовольна самой моей работой, хотя, видит Бог, я старался.

Впрочем, речь не об этом, а о той протекции, которую везде и всюду мне оказывало векторное кольцо. Вопреки авторской воле именно векторное кольцо бежало впереди паровоза, расстилая ковровую дорожку своему первооткрывателю. Куда бы я ни приходил, мне говорили: "Как же, как же, знаем, знаем, векторное кольцо - очень хорошо!" Особенно поразительный эффект кольцо произвело на некоторых сотрудниц редакции журнала "Наука и религия". На какую бы тему я ни писал, а через "НиР" я прокачал почти всё, что имел, мне всегда выражалась благодарность за кольцо. Одновременно с благодарностью на меня изливался неподдельный восторг (работает!) и ужас (как такое возможно!), что всегда меня очень вдохновляло. Речь конечно же шла не о поэтах и писателях (мало ли чего они напридумают), а о сотрудниках, сотрудницах, родственниках, друзьях и подругах.