Викинг туманного берега
Шрифт:
За миллиард лет на Земле вполне могла смениться куча цивилизаций, и не факт, что все они были гуманоидными. Сколько там, в 2015-м, осталось человечеству бить себя пятками в грудь, прославляя «венец творения»? Две тысячи лет? Три? Пять, может?
Вряд ли больше. Человек разумный станет человеком всемогущим – и тогда развитие остановится. Люди добьются всех своих целей, даже самых фантастических, и у поезда прогресса кончатся рельсы. Дальше идти будет некуда.
Народы, слившись в одну семью, застынут в нирване. Будут наслаждаться благами рукотворного земного рая – и вырождаться,
И миллиона лет хватило бы, чтобы археологи с других планет с трудом отыскали следы человеческого присутствия на Земле. А тут миллиард минул!
Еще несколько миллиардов лет пройдет, звезда по имени Солнце разбухнет на полнеба, океан испарится, Земля станет похожа на каленое ядро, безжизненное и безрадостное небесное тело.
И что, в сравнении с этими космическими и геологическими катаклизмами, значит судьба одной девушки?
Константин, храня усмешку, развернулся и медленно пошагал обратно.
Чалый нисколько не пугался исполинского Солнца – конь хрупал травкой да прядал ушами, звякая уздечкой. Увидев человека, встрепенулся, вскинул голову, словно спрашивая: «Что, едем?»
– Поехали, чалко, – похлопал Плющ по холке животину.
Глава 4. Эльвёр, дочь Освивра. Наложница императора
Сёлунд, Роскилле. 15 мая 871 года
Единственный сын Хальвдана Черного, конунга из рода Инглингов, Харальд Косматый стал после смерти отца правителем Вестфольда, но не успокоился на этом.
Харальд захотел объединить под своей властью всю Норэгр и чтоб подати были едиными и все норвежцы жили вместе, имея одного правителя. И до той поры, пока этого не произойдет, Харальд поклялся не расчесывать волосы, за что его и прозвали Косматым. Ох, наверное, и чесалась его шевелюра!..
Ныне Харальду исполнился двадцать один год. А когда он был малолеткой, войском командовал его дядя Гутторм.
Мечом и посулами Харальд собрал под своей властью земли халейгов, раумов, трандов, ругов. Ярлы и хевдинги сопротивлялись яростно, не желая иметь над собою правителя, а иные, отчаявшись сохранить волю, отправились осваивать «Ледяную землю» – Исландию. Близилась решающая битва с теми, кто отстаивал старые порядки… [8]
8
Она произойдет через год после описываемых событий при Хафрсфьорде.
А пока Харальд Косматый прямо из сил выбивался, лишь бы походить на великих правителей. А куда владыке без дипломатии?
И вот Харальд расстарался, отправляя в Миклагард четыре кнорра с товаром и подарками, – что не будет преподнесено в дар базилевсу, подручные конунга продадут на торгу. Уже не так жалко выйдет расставаться с добром.
Конечно же, базилевс непременно отдарится и кнорры повезут по пути «Из греков в варяги» кучу восхитительных вещичек, сработанных мастерами Константинополя, так что Косматый точно не прогадает. Однако Эйнар Пешеход, милостью Харальда-конунга вышедший в ярлы, тоже хотел подзаработать…
Эльвёр Освиврдоттур неласково усмехнулась, оглядывая кнорр «Тангриснир». В отличие от длиннотелых, изящных драккаров, суденышко было пузато, отчего ходкостью не отличалось.
Гребли на кнорре с носа да с кормы, а посередине весел не держали, там находился емкий трюм.
Кожаные мешки, набитые мехами, связки моржовых клыков, пахучие круги воска – груз был тяжел и ценен. И еще четыре наложницы – тоже подарок. Она – пятая…
Это было унизительно. Если проклятый Харальд хотел ей отомстить и сделать больно, то ему эта подлая затея удалась. Чувствовать себя подарком, мягкой игрушкой, с которой станет «баловаться» пышнотелый император, было невыносимо.
Противно!
Одна надежда еще грела Эльвёр – что родичи не спустят Харальду его пренебрежения законом, что помогут. Но как?
Вон море вокруг… И надежда таяла, как снег на камне в весенний день.
Харальд-конунг послал в Миклагард сорок человек из своей дружины – целый отряд могучих викингов. С ними идут купцы, но и они люди бывалые.
Девушка внимательно оглядела гребцов. На кнорре за веслами сидели всего трое воинов, остальные – просто крепкие парни-моряки, что ходят за море с купцами. Но и они тоже бойцы.
Ведь не секрет, что стоит купцу заприметить другого торгаша, послабже, как его мореходы мигом вооружаются, превратившись в пиратов. В море никто не отказывается от добычи.
Получается, что рассчитывать на них не приходится. Даже если кто из команды и сжалится над нею, то против воли хозяина не пойдет. Да и что он может сделать, этот вероятный добряк? Устроить ей побег? Зачем для этого чья-то помощь?
Сбежать можно легко. И что потом? В чужой стране, где ты никто, – легкая добыча для каждого, способного совладать с тобой.
Любой дан на Сёлунде может ее снасильничать и убить. Или сделать рабыней. И ничего ему за это не будет – закон не защищает чужих. И как прикажете девушке – без оружия, без денег, без еды – добираться до дому? Вплавь? Так она ж не тюлень…
Нет уж, о побеге можно думать лишь тогда, когда они прибудут в Уппсалу. Там-то, если она убежит, то сумеет добраться до родных мест по сухопутью, через темные леса, через высокие горы…
Страшно? Да. Опасно? Очень. А что делать?
Эльвёр тяжко вздохнула и, нахмурившись, глянула за борт. На юге засинела кромка берега.
– Сёлунд! – удовлетворенно сказал кормщик.
Дочь Освивра никогда не была за морем и не видела иных земель. Сёлунд даже близко не походил на ее страну, где сплошь горы да фьорды меж крутых берегов, где реки не текут, а хлещут, свергаясь водопадами.
Сёлунд был совсем другим – плоский, лишь всхолмленный слегка, остров не отличался суровой красотой северных заливов. Казалось, кнорр приближался к стране бондов, где все только и заняты тем, что пашут да скот пасут. Но нет, даны, здесь проживающие, отличались весьма воинственным нравом.