Викинг
Шрифт:
— Здесь — богатый поселок, — продолжал я. — Есть чем поживиться. Думаю, и серебро можно отыскать, если как следует поспрашивать…
Лейф энергично кивнул. Наверняка можно. Так в чем проблема? Давай поспрашиваем?
— Почему я этого не сделал? — задал я риторический вопрос. — Да уж не потому, что испугался пары десятков стариков. Но, хирдман, есть честная добыча, примерно как та, которую мы взяли с твоего бывшего ярла, а есть — позорная. Однажды мой конунг, Хрёрек Сокол, пустил на дно корабль, полный всякого добра, посвятив его Одину. Его люди были недовольны, но он чувствовал: так надо. Вот и я знаю, как надо.
— Что худого в том, чтобы тот храбрый старик, бросивший нам вызов, отправился в Валхаллу? Один будет рад ему! Он хотел умереть, а ты ему отказал!
— А мне плевать на то, что он хочет. Разве он — мой человек? Почему я должен заботиться о его посмертии? Я думаю о себе. О тебе. О всех моих хирдманах. Нам не прибавит славы такая победа. Не этого хотят от меня боги!
Тут я чуток приврал. Я был почти уверен, что Один, Тор и прочие совсем не против большой резни, даже если проигравшая сторона тоже им молится. Но приходится ссылаться на авторитеты, даже если эти авторитеты — не твои.
— Мы могли бы выпытать у этих людей, где они прячут серебро, но — зачем? Сотня-другая марок не сделают нас богаче.
— Меня — сделают, — деликатно напомнил Лейф. — У меня ничего нет, кроме моего оружия, которое ты мне милостиво вернул.
— Можешь не волноваться. Ты теперь со мной — значит, скоро ты разбогатеешь. Главное, никогда не сомневайся в моих словах. Если я скажу — прыгай в огонь, ты должен прыгнуть. Скажу: убей — убивай. Скажу: защити — защищай. И ты можешь не беспокоиться о серебре. Оно придет.
— А если я сделаю то, что ты сказал, и меня убьют? — улыбнулся Лейф. — На что тогда мне серебро?
— Это верно, — согласился я. — В Валхалле серебро ни к чему. Зато там в цене слава. И я дам тебе настоящую славу, ту, которую добывают, сражая настоящих воинов в настоящей битве, а не убивая стариков и мальчишек.
— Что ж, — поразмыслив, согласился Весельчак. — Ты знаешь, о чем говоришь. И я, пожалуй, послушаюсь твоего совета. Это разумно. Только не заставляй меня прыгать в огонь слишком часто, хёвдинг, — я дорожу своей шевелюрой и бородой. Хочешь молока?
Глава восемнадцатая,
в которой позывы совести превращаются в голос богов
Мы неплохо провели время. Во всех смыслах. Даже я не отказался от предложенной мне девочки. И ночь прошла без эксцессов. Может, потому, что спали мы в одном доме и я не забыл выставить караул и внутри, и снаружи. Само собой, мы — гости, а гостей убивать не положено. Богами не одобряется. Но мы с Медвежонком знали одну историю, когда это правило грубо нарушили. А боги — что? Хорошая жертва — и боги тебя простят.
С утра мы плотно позавтракали, снабдились на дорогу всем необходимым для дальнего плавания и погрузились на корабли.
Конечно, мы их ограбили. Но все, включая даже самого ничтожного трэля, понимали, что могло быть хуже. Намного хуже.
Тем не менее меня мучила совесть. А потому, когда запасы уже были загружены и бойцы занимали места на румах, я, задержавшись, поймал Эйна Гуся и вручил ему мешочек с десятью марками серебром. Думаю, это с лихвой покроет то, что мы выпили и съели.
И ушел, увидев напоследок, как изумленно расширились глаза старого калеки.
И мы отплыли. В отличном настроении. Во всяком случае — я.
Но не успели мы пройти и половины фьорда, как настроение нам категорически испортили.
Аж три драккара двигались нам навстречу. Правда, один из них, похоже, шел на буксире, но даже тех трех с лишком десятков бойцов, коих я насчитал на флагмане, было бы достаточно, чтоб создать нам проблемы. А когда в параллель ему встал второй драккар, мне стало совсем грустно. Сейчас нас будут бить. Возможно, до смерти.
На драккарах противника убирали паруса, а наши супротивники поспешно облачались в доспехи. Мы делали то же. Понятно, чем всё это пахнет.
— Белые щиты на мачты! — гаркнул я так, чтобы меня услышали на других кораблях.
Хотелось бы получить ответ на один вопрос: кто перед нами? Здешний это ярл или посторонний? Может, парни сюда для ремонта заплыли? Или — пограбить…
Кнорр тем временем поравнялся с нашим драккаром, я спрыгнул на палубу и перебежал на нос.
Увидев белые мирные щиты, супротивники тоже затабанили. Это хорошо. Значит, сразу рвать нас на части не начнут.
— Кто ты, ярл, загородивший нам дорогу? — нагло выкрикнул я.
— Здесь я спрашиваю! — заревел в ответ мужик в сверкающем шлеме с непривычным для меня ребром жесткости, тянувшимся от наглазника к затылку. — Я — Бринхиль-ярл! И это мой фьорд! Кто ты и что здесь делаешь?
— Ульф-хёвдинг из хирда Ивара Рагнарсона! И я был в гостях в твоем селении!
— Ты!.. — Бринхиль-ярл аж задохнулся от ярости. А что ты думал, мужик? Мы сюда, по-твоему, искупаться зашли?
— Если ты… Если ты… Я тебя… — Бринхиль сжал кулаки. Ого! А десница-то у него забинтована. И у того, что стоит за ним, из-под открытого шлема повязка выглядывает. А парни-то в переделке побывали. То-то они не стали сразу лезть в драку.
— Не кричи на меня, Бринхиль-ярл! — потребовал я. — Хочешь драться со мной один на один — я готов! И в следующий раз слушай меня повнимательнее. Разве я сказал: мы убили твоих родичей? Я сказал: мы были гостями!
— Ты лжешь!
Вот за такие слова, дорогой мой, положено отвечать. Но я тебя понимаю. Ты бы наверняка церемониться не стал. А я — как чувствовал. Может, подсознание сработало? Вспомнились те три паруса, которые видел со скалы Лейф?
— Я сказал, что готов биться с тобой когда угодно и где угодно! — закричал я. — Лучше прямо сейчас! Тор мне свидетель: ты облыжно обвинил меня во лжи!