Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 1 (худ. Клименко)
Шрифт:
Через два часа с приливом Портос и д’Артаньян отплыли в Сарзо.
XXIII. Крестный ход в городе Ванне
Переправа от Бель-Иля к Сарзо заняла немного времени благодаря одному из тех быстроходных каперов, предназначенных для погони за неприятелем, о которых д’Артаньяну говорили рыбаки. Они стояли на рейде в Локмария, и один из них, с командой вчетверо меньшей, чем полный экипаж военного времени, поддерживал связь между
Д’Артаньян еще раз успел убедиться, что Портос, отличный инженер и топограф, плохо посвящен в государственные тайны.
«Конечно, — подумал он, — в Ванне я за полчаса узнаю больше, чем Портос узнал в Бель-Иле за два месяца. Но чтобы узнать кое-что, надо, чтобы Портос не прибегнул к единственной военной хитрости, которую я оставил в его распоряжении. Надо помешать ему предупредить Арамиса о моем появлении».
Теперь все заботы мушкетера заключались в том, чтобы присматривать за Портосом.
Надо заметить, однако, что Портос совсем не заслуживал такого недоверия. Он и не помышлял о худом. Может быть, в первую минуту своего появления д’Артаньян и внушил ему некоторое подозрение; но почти тотчас же д’Артаньян снова занял в его добром и мужественном сердце то место, которое он занимал в нем всегда, и ни малейшая тень не омрачала взгляда Портоса, когда он с нежностью устремлял глаза на своего друга.
Когда они высадились, Портос спросил, ждут ли его лошади; действительно, они ждали на перекрестке дороги, которая, огибая Сарзо, идет к Ванну.
Лошадей было две: одна для дю Валлона, другая для его конюшего.
С той поры как Мушкетон передвигался только в тележке, Портос завел себе конюшего.
Д’Артаньян ждал, что Портос предложит послать конюшего за лошадью, и собирался отказаться от этой любезности… Но ничего подобного не случилось. Портос просто приказал слуге сойти с седла и ждать его возвращения в Сарзо, а д’Артаньяну предложил сесть на лошадь конюшего.
Тот так и сделал.
— Ну, вы человек предусмотрительный, Портос, — сказал мушкетер своему другу, садясь на лошадь.
— Да, но это любезность Арамиса. Моих лошадей здесь нет, и Арамис предоставил в мое распоряжение свои конюшни.
— Черт возьми! Отличные лошади, хотя и епископские, — заметил д’Артаньян. — Впрочем, ведь Арамис не обыкновенный епископ.
— Святой человек, — гнусаво произнес Портос, воздев глаза к небу.
— Значит, он сильно переменился, ведь мы знали его нечестивцем.
— На него снизошла благодать.
— Великолепно! — воскликнул д’Артаньян. — Теперь мне еще больше хочется его видеть.
И он пришпорил лошадь, ускорив ее шаг.
— Ого, — сказал Портос, — если мы поедем так, то будем на месте через час, а не через
— А далеко это отсюда?
— Четыре с половиной лье.
— Значит, надо ехать быстро.
— Знаете, мой друг, — заметил немного погодя д’Артаньян, — ваша лошадь уже вспотела.
— Да, очень жарко. Видите, показался Ванн?
— Отлично вижу; кажется, очень красивый город.
— А вы никогда не бывали в нем?
— Никогда.
— И не знаете города?
— Нет.
— Так смотрите, — сказал Портос, привставая на стременах, что заставило его лошадь присесть на передние ноги. — Видите вон там залитый солнцем шпиль?
— Вижу.
— Это собор Святого Петра. Теперь смотрите: видите в предместье второй крест?
— Вижу.
— Это Сен-Патерн, любимая приходская церковь Арамиса. По преданию, святой Патерн был первым ваннским епископом. Правда, Арамис говорит другое. Но ведь он такой ученый, что, может быть, это только паро… пара…
— Парадокс? — подсказал д’Артаньян.
— Вот именно. Благодарю. Язык плохо слушается меня. Очень жарко.
— Продолжайте, мой друг, — сказал д’Артаньян, — продолжайте свои интересные объяснения. Что это за огромное белое здание, в котором много окон?
— А! Это коллегия иезуитов. Вы попали в самую точку. Видите рядом с коллегией большой дом с башенками прекрасного готического стиля, как говорит этот дурак Жетар? Там живет Арамис.
— Как? Не в епископстве?
— Нет, епископский дом — развалина. Кроме того, он стоит в городе, Арамису же больше нравится предместье. Оттого он больше и любит Сен-Патерн, что эта церковь в пригороде. К тому же в предместье есть фехтовальный зал, площадка для игры в мяч и доминиканский монастырь. Вот он, с колокольней до самого неба. Предместье точно отдаленный город: стены, башни, рвы; даже набережная доходит до него, и к ней пристают суда. Если бы наш капер не сидел на восемь футов в воде, мы бы подплыли, распустив паруса, к самым окнам Арамиса.
— Портос, друг мой, — воскликнул д’Артаньян, — вы сущий кладезь премудрости, источник глубоких и остроумных размышлений. Вы меня поражаете.
— Вот мы и приехали, — сказал Портос, с обычной скромностью меняя тему разговора.
«И кстати, — подумал д’Артаньян, — лошадь Арамиса тает на глазах, словно сделана из льда или снега».
Они въехали в предместье, но едва сделали шагов сто, как с изумлением увидели цветы и листья, покрывавшие улицу. На древних ваннских стенах висели старинные, редкие ковры. С железных балконов свешивались белые драпировки, усеянные букетами. На улицах не было ни души: чувствовалось, что все население собралось где-то в одном месте.