Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 3 (худ. Клименко)
Шрифт:
— Монсеньор, вы так упорно настаиваете на этом, — сказал смущенный словами Бофора Атос. — С чего это вы решили, что столь блистательная судьба оборвется в этом жалком углу?
— Неужели вы думаете, справедливый и доверчивый человек, что, если меня отправляют в Африку под таким смехотворным предлогом, я не постараюсь выйти из этого смешного положения с честью? И не заставлю говорить о себе? А чтобы заставить говорить о себе, когда есть принц, есть Тюренн и еще несколько моих современников, могу ли я, адмирал Франции,
— Монсеньор, что за чрезмерное преувеличение! А в вашей жизни чрезмерной была только храбрость!
— Черт возьми, дорогой друг, это не храбрость, настоящая храбрость — это ехать за море навстречу цинге, дизентерии, саранче и отравленным стрелам, как мой предок Людовик Святой [*] . Кстати, известно ли вам, что эти бездельники пользуются отравленными стрелами и посейчас? И потом, я об этом думаю уже очень давно. А вы знаете, если я хочу чего-нибудь, то хочу очень сильно.
— Вы пожелали покинуть Венсен, монсеньор?
— Да, и вы мне помогли в этом, друг мой; кстати, я оборачиваюсь во все стороны и не вижу моего старого приятеля Вогримо. Как он и что он?
— Вогримо и доныне — почтительный слуга вашей светлости, — улыбнулся Атос.
— У меня с собой для него сто пистолей, которые я привез как наследство. Мое завещание сделано.
— Ах, монсеньор, монсеньор!
— И вы понимаете, что если б увидели имя Гримо в моем завещании…
Герцог расхохотался. Затем, обратившись к Раулю, который с начала этой беседы погрузился в раздумье, он произнес:
— Молодой человек, я знаю, что здесь есть вино, именуемое, если не ошибаюсь, «Вувре»…
Рауль торопливо вышел, чтобы распорядиться относительно угощения герцога. Бофор взял Атоса за руку и спросил:
— Что вы хотите с ним делать?
— Пока ничего, монсеньор.
— Ах да, я знаю; со времени страсти короля к… Лавальер…
— Да, монсеньор.
— Значит, все это правда?.. Я, кажется, знавал ее некогда, эту маленькую прелестницу Лавальер. Впрочем, она, сколько помнится, не так уж хороша.
— Вы правы, монсеньор, — согласился Атос.
— Знаете ли, кого она мне чем-то напоминает?
— Она напоминает кого-нибудь вашей светлости?
— Она похожа на одну очень приятную юную девушку, мать которой жила возле рынка.
— А-а! — кивнул Атос.
— Хорошие времена! — добавил Бофор. — Да, Лавальер напоминает мне эту милую девушку.
— У которой был сын, не так ли?
— Кажется, да, — ответил герцог с той наивной беспечностью и великолепной забывчивостью, интонации
— Да, монсеньор, он, бесспорно, мой сын.
— Бедный мальчик оскорблен королем и очень страдает.
— Он делает нечто большее, монсеньор, он сдерживает порывы своей души.
— И вы позволите ему тут закоснеть? Это нехорошо. Послушайте, дайте-ка его мне.
— Я хочу его сохранить при себе, монсеньор. У меня только он один на всем свете, и пока он захочет оставаться со мной…
— Хорошо, хорошо, — сказал герцог, — и все же я быстро привел бы его в чувство. Уверяю вас, он из того теста, из которого делаются маршалы Франции.
— Возможно, монсеньор, но ведь маршалов Франции назначает король; Рауль же ничего не примет от короля.
Беседа прервалась, так как в комнату возвратился Рауль. За ним шел Гримо, руки которого, еще твердые и уверенные, держали поднос со стаканами и бутылкой вина, столь любимого герцогом.
Увидев того, кому он издавна покровительствовал, герцог воскликнул:
— Гримо! Здравствуй, Гримо! Как поживаешь?
Слуга отвесил низкий поклон, обрадованный не меньше своего знатного собеседника.
— Вот и встретились два старинных приятеля! — улыбнулся герцог, энергично трепля по плечу Гримо.
Гримо поклонился еще ниже и с еще более радостным выражением на лице, чем кланялся в первый раз.
— Что я вижу, граф? Почему лишь один кубок?
— Я могу пить с вашей светлостью только в том случае, если ваша светлость приглашает меня, — с благородной скромностью произнес граф де Ла Фер.
— Черт возьми! Приказав принести один этот кубок, вы были правы: мы будем пить из него как братья по оружию. Пейте же, граф, пейте первым.
— Окажите мне милость, — попросил Атос, тихонько отстраняя кубок.
— Вы — чудеснейший друг, — ответил на это герцог.
Он выпил и передал золотой кубок Атосу.
— Но это еще не все, — продолжал он, — я еще не утолил жажды, и мне хочется воздать честь вот этому красивому мальчику, который стоит возле вас. Я приношу счастье, виконт, — обратился он к Раулю, — пожелайте чего-нибудь, когда будете пить из моего кубка, и черт меня побери, если ваше желание не исполнится.
Он протянул кубок Раулю, который торопливо омочил в нем свои губы и так же торопливо сказал:
— Я пожелал, монсеньор.
Глаза его горели мрачным огнем, кровь прилила к щекам; он испугал Атоса своей улыбкой.
— Чего же вы пожелали? — спросил герцог, откинувшись в кресле и передавая Гримо бутылку и вслед за тем кошелек.
— Монсеньор, обещайте мне выполнить мое пожелание.
— Разумеется, раз я сказал, то о чем же еще толковать.
— Я пожелал, господин герцог, отправиться с вами в Джиджелли.