Виконт де Бражелон или десять лет спустя
Шрифт:
В это время у Крополя жил только один постоялец.
Это был человек лет тридцати, красивый, высокий, мрачный или, вернее сказать, задумчивый.
Он был одет в черное бархатное платье, расшитое бисером. Простой белый воротник, как у самых строгих пуритан, открывал красивую нежную шею.
Небольшие светлые усы обрамляли презрительно сжатые губы.
Говоря с людьми, он смотрел им прямо в лицо, не вызывающе, но твердо, холодные голубые глаза его так блестели, что многие взоры опускались перед ним, как более слабая шпага во время
В те времена, когда люди, созданные богом равными, так же резко разделялись благодаря предрассудкам на две касты — дворян и простонародье, как они разделяются на белую и черную расу, в те времена, говорим мы, этого незнакомца непременно приняли бы за дворянина, и притом за дворянина самой лучшей породы. Для этого достаточно было взглянуть на его руки с длинными тонкими пальцами; жилки виднелись под кожей при малейшем движении.
Незнакомец приехал к Крополю один. Не колеблясь, не задумавшись ни на минуту, он занял лучшие комнаты, предложенные ему хозяином гостиницы, указавшим их ему в низких целях — сорвать лишний куш, как сказали бы одни, или с самыми похвальными намерениями, как сказали бы другие, если принять во внимание, что Крополь был физиономистом и оценивал людей с первого взгляда.
Комнаты эти занимали всю лицевую сторону старого треугольного дома: в первом этаже находилась гостиная с двумя окнами, возле нее вторая комната, а наверху спальня.
С самого приезда дворянин едва прикасался к кушаньям, которые ему подавали в его комнату. Он сказал только два слова хозяину, приказав впустить к себе некоего Парри, который должен был скоро приехать.
Затем он погрузился в такое упорное молчание, что Крополь, любивший хорошее общество, почти оскорбился.
В то утро, с которого началась наша повесть, этот дворянин встал очень рано, сел к окну в гостиной и стал с печалью пристально глядеть в конец улицы, вероятно, поджидая путешественника, о котором он предупредил хозяина гостиницы.
Так увидел он кортеж правителя, возвращавшегося с охоты, а потом мог снова насладиться тишиной города, погруженного в ожидание.
И вдруг — общая суматоха: слуги, бросившиеся в поля за цветами, скачущие курьеры, метельщики улиц, поставщики герцога, встревоженные и болтливые лавочники, стук экипажей, мелькание парикмахеров и пажей, весь этот шум и суета поразили его, не нарушив, однако, его бесстрастного величия, которое придает взгляду льва или орла такое высокомерное спокойствие посреди криков «ура!», топота охотников и зевак.
Однако крики жертв, умерщвляемых на птичьем дворе, беготня госпожи Крополь по узкой и скрипучей деревянной лестнице и метания Питрино, который еще утром курил у ворот хладнокровно, как голландец, — несколько удивили и встревожили путешественника.
Он уже встал, чтобы навести справки, когда дверь отворилась. Незнакомец подумал, что к нему вводят нетерпеливо поджидаемого путешественника.
Поэтому он быстро сделал несколько шагов по направлению к двери.
Но вместо
Крополь вошел, улыбаясь, с колпаком в руках, скорее сгибаясь, чем кланяясь.
Незнакомец, не говоря ни слова, вопросительно взглянул на него.
— Сударь, я пришел спросить вас, — сказал Крополь. — Но как прикажете вас называть: вашим сиятельством, маркизом или…
— Называйте меня просто сударь и говорите скорее, — отвечал незнакомец надменным тоном, не допускающим ни споров, ни возражений.
— Я пришел спросить вас, сударь, как вы провели ночь и угодно ли вам оставить за собою квартиру?
— Да.
— Но, сударь, явилось новое обстоятельство, которого мы не предвидели.
— Какое?
— Его величество Людовик Четырнадцатый приедет сегодня в наш город и пробудет здесь целый день, а может быть и два.
Лицо незнакомца выразило крайнее изумление.
— Французский король приедет в Блуа?
— Он уже в дороге.
— Тем более мне нужно остаться здесь, — сказал незнакомец.
— Как вам угодно. Но желаете ли вы, сударь, оставить за собою всю квартиру?
— Я вас не понимаю. Почему сегодня я должен занимать меньшее помещение, чем вчера?
— А вот почему, сударь. Вчера, когда ваша светлость изволили выбирать помещение, я назначил цену, не думая о ваших средствах… Но теперь…
Незнакомец покраснел. Он подумал, что его считают бедняком и оскорбляют.
— А сегодня вы задумались о моих средствах? — спросил он хладнокровно.
— Сударь, я, благодаренье богу, человек честный. Хотя я и трактирщик, во мне течет дворянская кровь. Мой отец служил в войсках маршала д'Анкра. Упокой, господь, его душу!
— Об этом я не собираюсь с вами спорить; я только хочу узнать, и поскорее, к чему клонятся ваши вопросы.
— Сударь, вы, как человек разумный, поймете, что город наш очень мал, двор наводнит его, все дома будут забиты приезжими, и поэтому квартиры крайне вздорожают.
Незнакомец покраснел еще сильней.
— Так скажите ваши условия, — проговорил он.
— Мои условия скромные, сударь, потому что я ищу честных барышей и хочу уладить дело, не проявляя неделикатности и грубости… Помещение, которое вы изволите занимать, очень просторно, а вы совершенно один…
— Это мое дело.
— О, разумеется! Ведь я не выгоняю вас!
Кровь бросилась в лицо незнакомцу.
Он пронзил бедного Крополя таким взглядом, что тот охотно забился бы под знаменитый камин, если бы его не удерживал на месте собственный интерес.
— Вы хотите, чтобы я выехал? Так говорите прямо, но поскорее…
— Сударь… сударь… Вы не изволили понять меня. Я поступаю деликатно, но я неудачно выразился; или, быть может, вы, будучи иностранцем, как я вижу по вашему выговору…