Виконт де Бражелон или десять лет спустя
Шрифт:
— В таком случае переходите к концу.
— Вот он. Ваше величество говорили, что вы откладываете свадьбу для блага господина де Бражелона?
Король промолчал.
— В настоящее время господин де Бражелон так несчастен, что дольше не может ждать и просит вас вынести окончательное решение.
Король побледнел. Атос пристально посмотрел на него.
— И… о чем же просит… господин де Бражелон? — нерешительно произнес король.
— Все о том же, о чем я просил короля во время нашей последней беседы: о разрешении вашего величества на его брак.
Король промолчал.
— Преград для нас больше не существует. Мадемуазель де Лавальер, небогатая, незнатная и некрасивая, все же единственная приемлемая партия для господина де Бражелона, потому что он любит эту особу.
Король крепко сжал руки.
— Король колеблется? — спросил граф все так же настойчиво и так же учтиво.
— Я не колеблюсь… я просто отказываю.
Атос на мгновенье задумался, потом очень тихо сказал:
— Я имел честь доложить королю, что никакие преграды не могут остановить господина де Бражелона и решение его неизменно.
— Моя воля — преграда, я полагаю?
— Это — самая серьезная из преград. Да будет позволено почтительнейше осведомиться у вашего величества о причине отказа!
— О причине?.. Это что же, допрос? — воскликнул король.
— Просьба, ваше величество.
Король, опершись обоими кулаками о стол, глухо произнес:
— Вы забыли правила придворного этикета, господин де Ла Фер. При дворе не принято расспрашивать короля.
— Это правда, ваше величество. Но если и не принято расспрашивать короля, то все же позволительно высказывать известные предположения.
— Высказывать предположения! Что это значит, сударь?
— Почти всегда предположения подданные возникают вследствие неискренности монарха…
— Сударь!
— И недостатка доверия со стороны подданного, — уверенно продолжал Атос.
— Мне кажется, вы забываетесь, — повысил голос король, поддавшись неудержимому гневу.
— Я понужден искать в другом месте то, что надеялся найти у вас, ваше величество. Вместо того чтобы услышать ответ из ваших собственных уст, я вынужден обратиться за ним к себе самому.
Король встал и резко проговорил:
— Господин граф, я отдал вам все свое время.
Это было равносильно приказанию удалиться.
— Ваше величество, я не успел высказать то, с чем пришел к королю, и я так редко вижу его величество, что должен использовать случай.
— Вы дошли до предположений. Теперь вы переходите уже к оскорблениям.
— О, ваше величество, оскорбить короля! Никогда! Всю свою жизнь я утверждал, что короли выше других людей не только положением и могуществом, но и благородством души и мощью ума. И я никогда не поверю, чтобы мой король за своими словами скрывал какую-то заднюю мысль.
— Что это значит? Какую заднюю мысль?
— Я объясню, — бесстрастно произнес Атос. — Если ваше величество, отказывая виконту де Бражелону в руке мадемуазель де Лавальер, имели другую цель, кроме счастья и блага виконта…
— Вы понимаете, сударь, что — вы меня оскорбляете?
— Если, предлагая виконту де Бражелону отсрочку, ваше величество только хотели удалить жениха мадемуазель де Лавальер…
— Сударь!
— Я это слышу со всех сторон, ваше величество. Везде говорят о вашей любви к мадемуазель де Лавальер.
Король разорвал перчатки, которые уже несколько минут, стараясь сдержаться, нервно покусывал, и закричал:
— Горе тем, кто вмешивается в мои дела! Я принял решение и разобью все преграды!
— Какие преграды? — спросил Атос.
Король внезапно остановился, как конь, мучимый мундштуком, который дергается у него во рту и рвет губы, и вдруг сказал с благородством, столь же безграничным, как его гнев:
— Я люблю мадемуазель де Лавальер.
— Но это могло бы не помешать вам, ваше величество, — перебил Атос, отдать ее замуж за господина де Бражелона. Такая жертва была бы достойна монарха. И она была бы по заслугам господина де Бражелона, который уже служил королю и может считаться доблестным воином. Таким образом, король, принеся в жертву свою любовь, мог бы воочию доказать, что он исполнен великодушия, благодарности и к тому же отличный политик.
— Мадемуазель де Лавальер не любит господина де Бражелона, — глухо проговорил король.
— Ваше величество уверены в этом? — молвил Атос, пристально вглядываясь в короля.
— Да. Я знаю это.
— Значит, с недавних пор? Иначе, если бы ваше величество знали это во время моего первого посещения, вы бы взяли на себя труд поставить меня об этом в известность.
— Да, с недавних пор.
— Я не понимаю, — помолчав немного, спросил Атос, — как король мог услать господина де Бражелона в Лондон? Это изгнание вызывает справедливое удивление со стороны всякого, кто дорожит честью своего короля.
— Кто же говорит о чести своего короля, господин де Ла Фер?
— Честь короля, ваше величество, — это честь дворянства, и когда король оскорбляет одного из своих дворян, когда он отнимает у него хотя бы крупицу чести, он отнимает тем самым крупицу чести и у себя самого.
— Граф де Ла Фер!
— Ваше величество, вы послали виконта де Бражелона в Лондон до того, как стали любовником мадемуазель де Лавальер, или после того, как это совершилось?
Король, окончательно потеряв самообладание, тем более что он чувствовал правоту Атоса, попытался прогнать его жестом, но Атос продолжал:
— Ваше величество, я выскажусь до конца. Я уйду отсюда не раньше, чем сочту себя удовлетворенным вами или своим собственным поведением. Я буду удовлетворен, если вы докажете мне, что вы правы; я буду удовлетворен и в том случае, если представлю вам доказательства, что вы виноваты. О, вы меня выслушаете, ваше величество! Я стар и дорожу всем, что есть истинно великого и истинно сильного в королевстве. Я дворянин, я проливал кровь за вашего отца и за вас и никогда ничего не просил для себя ни у вас, ни у покойного короля. Я никому на свете не причинил зла, и я оказывал королям услуги! Вы выслушаете меня. Я требую у вас ответа за честь одного из ваших преданных слуг, которого вы обманули сознательно, прибегнув ко лжи, или по бесхарактерности.