Виктор Цой. Своими словами. Книга интервью. 1983–1990
Шрифт:
Три первокурсника отбывали «картошку» на военной кафедре. Один, Влад, по письму академика Ершова, директора ВЦ, так как его ценные консультации для Вычислительного Центра Сибирского отделения Российской Академии Наук (ВЦ СО РАН), требовались ежедневно. Я, так как меня выгнали безвинно с нормальной «картошки», а где-то мне числиться, и что-то сделать со мной было надо. Ведь неучастие в этом мероприятии влекло за собою автоматическое отчисление из состава студентов. И еще был Вадик, человек с нестандартным мышлением из Бердска. Третий год подряд успешно поступавший на мехмат НГУ. Два раза его почему-то отчисляли. Но он набирался опыта и полезных знаний, и третий раз пошел сразу отбывать «картошку» на военную кафедру. Справедливость же должна быть! Он уже два раза был на «картошке»! А положено было в НГУ только один раз, на первом курсе, для дружбы и сплочения. Так что, как он оказался на военной кафедре, я до сих пор не знаю и никогда уже не узнаю.
Вся моя 421 «ФыМыШацкая» группа была в полях, а комнаты, где люди жили, в моем распоряжении и под моим строгим контролем. Я был в то время, пожалуй, самым значительным «комнатовладельцем» в общежитии 8–1 НГУ. Хотя я и был первокурсником, но в среде
Осень 1984 года, ранний вечер. В «восьмерке» (так все называли наше общежитие) была блочная система – две комнаты по два человека, две – по четыре, душ и туалет, два умывальника на всю эту компанию в блоке. В «двушках» жили старшекурсники, женатые студенты и другие заслуженные люди, но комнаты были маленькие. Первый курс же жил по три-четыре человека в большой комнате. Так что абсолютно пустые большие комнаты были в моем распоряжении. А в «двушке» жил аспирант Андрей с женой и маленьким ребенком. Он зашел ко мне и предложил посетить выступление Виктора Цоя, которое состоится внизу, в переходе между восьмеркой первой и второй. Говорил, что друган его приехал, хочет спеть перед ребятами, а молодежь на «картошке», хорошо бы набрать людей, а то неудобно будет, если в пустом переходе петь. Сказано – сделано! Человек пятьдесят нам удалось найти. Уселись на стульях и стали ждать концерта. Пришел Цой с гитарой. Он так аккуратно с ней обращался, так бережно, что у меня это вызвало какое-то удивление и раздражение. Гитара, какая бы она ни была, это просто инструмент. Но, может быть, у музыкантов другие отношения с инструментами, свои, особенные. Ведь это их продолжение и средство выражения себя. Спел две песни: «Я сажаю алюминиевые огурцы…» и «Восьмиклассница». Скромно похлопали, и Цой, аккуратно сложив гитару в чехол, ушел недовольный. А что он хотел?! Стал петь, так пой песен десять хотя бы! Но десяти песен, которые бы с интересом слушали специально собравшиеся люди, на тот момент у него не было. Андрей спросил меня, нет ли у меня лишней койки в комнате, а то негде спать Вите. У него самого в «двушке» маленький ребенок с женой, некуда положить. Андрей, конечно же, знал, что найти койко-место для меня на ночь в нашей общаге вообще не проблема. Я пообещал ему это все устроить. Он же предложил мне посидеть в компании, попить чаю. Назвал комнату, куда я и прибыл вскоре. Компания была небольшая, человек 7, судя по разговорам, все друг друга хорошо знали. Пили не чай, вернее не только чай, но и водку. Предложили налить и мне водочки, я отказался. В шестнадцать лет я бросил пить совсем, даже кефира опасался. Так что пил чай. Беседа была неспешной и неинтересной мне. Единственная песня, которую я помнил из тогдашнего репертуара Виктора Цоя, была «Эта странное место Камчатка». Я, как камчадал, поинтересовался, жил ли он там? Как оказалось, не жил. Соответственно общих знакомых-приятелей из камчатских кланов Сон, Ли, Ким у нас не могло быть. Тексты его песен, прослушанных мной этим вечером впервые, были слабыми. Группа «Примус», в те времена, пела «Девочка сегодня в баре», и «Восьмиклассница» была подражанием, да еще и тема школьниц младше меня мне была абсолютно не близка. Мне нравились тогда девочки на год – два – три взрослее меня. Про «алюминиевые огурцы» вообще, какая-то фигня. Я таких текстов написать мог в любое время сколько угодно, на любую предложенную музыку. Интеллект будущего кумира миллионов и глубокое его переживание мира не бросились мне в глаза. Сидел пил, закусывал, все как все. Темы для общения не было, было скучно. Я принес заранее ключ от пустой комнаты. Мне надоело скучать, и я предложил Цою отнести вещи и гитару в его комнату, где он может переночевать. Я собирался покинуть эту теплую, но не мою компанию. Виктор отказался туда отнести вещи, видимо, веры в людей и сохранность своих вещей в незнакомом месте у него было мало, а опыта жизни много. В то время в нашем общежитии точно не воровали, я знал об этом наверняка. Но это его вещи, его гитара, его дело. Один пятикурсник из компании позвал меня с собой и дал мне два комплекта общежитского белья. Мол, мне пригодится, мне еще учиться и учиться, а это все – из списанного. Постельные принадлежности были новыми. Я показал Цою дорогу к комнате, кровать, где ему предстояло спать. При нем я быстро поменял белье, отдал Виктору ключ и ушел к друзьям. Миша, мой друг, играл на гитаре, пел песни. Хорошие, любимые нами песни. Мы пили чай. Ели хлеб с маслом и сахаром. Я критиковал Цоя за то, что тот так трясется над инструментом, Миша же его защищал. Мол, гитара очень дорогая и очень хорошая. Миша тоже был музыкантом, а я нет, и не понимал этой тонкой материи. Вечер, как всегда, удался. Утром сосед вернул мне ключ, я сходил в комнату, где должен был спать Виктор. Спал он ночью или не спал – было непонятно. Следов его пребывания не ощущалось, это было хорошо, убирать комнату не было надобности. Я обратно поменял белье на кровати. В результате оказанной услуги, у меня образовалось два дополнительных комплекта белья, что в условиях общежития было совсем неплохо. Визитом Виктора Цоя в Новосибирский Академгородок я был доволен! Как-то мой друг Сергей, лет пятнадцать назад просил свидетельствовать меня о том визите Виктора Цоя перед его подчиненными. Те не верили своему начальнику! Для истории вопроса привожу список свидетелей. Анисимов Михаил, Кузнецов Сергей и я, ваш покорный слуга. Были, конечно, и другие, но всех не упомнить. Хотя, что такого, концерт из двух песен в 1984 году Виктора Цоя в Новосибирском Академгородке?! Вот, у Андрея Макаревича за 2100 рублей в 1985 году был куплен видеомагнитофон «Акай-777», воспетый в песне «Этот видеомагнитофон». Третий, на тот момент в Академгородке. Но это уже другая история…
1985
Интервью Виктора Цоя и Юрия Каспаряна Алеку Зандеру
«Я вообще-то всегда отказывался давать интервью, – сказал мне Виктор Цой, когда мы встретились с ним и с гитаристом «КИНО» Юрием Каспаряном, – Так что не знаю, нравится мне это или нет. Но давай попробуем».
И вот включен телевизор, поставлен чайник и кухня заполняется дымом кубинских сигарет. Подкрашенные волосы у Юрия, прически «пост-нью-вэйв», приглушенные цвета в одежде. «Мы – модная группа», – улыбаются они своими медленными улыбками, вкладывая в слово «модная» сразу несколько смыслов. Юрий, в основном, молчит, разделив свое внимание между нами и телевизором. Виктор, чувствуя, вероятно, ответственность лидера, отвечает на мои вопросы.
– В свое время я был басистом в группе «Палата № 6», впрочем, вряд ли это сейчас важно. Свои песни пишу примерно лет с 19-ти, первая называлась «Мои друзья», а затем весь тот материал, который вошел в альбом «45».
– В чем Виктор видит для себя истоки творчества?
– Трудно сказать, сейчас это для меня физическая потребность, как спать, например. Я могу просто смотреть в окно, иногда толчком служит какая-то книга, фильм… Берешь гитару в руки, играешь на ней, просто перебираешь аккорды, и вдруг находишь какой-то рифф, появляются слова. Вещь может совершенно поменяться в процессе работы над ней, я имею в виду и ритмический рисунок, и текст. Бывает, что фразы, слова, которые были сначала в одной песне, потом оказываются в другой, может быть, даже служат поводом для написания новой.
Вместе с тем, существуют разные тексты, в смысле отношения к ним слушателей и в смысле моего подхода к ним. Например, вопрос: что означает для меня слово «Камчатка»? Ничего конкретного, я там никогда не был, оно лишь подчеркивает некую абсурдность текста, его фантастичность. «Камчатка» и «Алюминиевые огурцы» это чисто фонетика, и, может быть, какие-то ключевые моменты, не связанные между собой и имеющие задачу вызвать ассоциативные связи. Можно назвать это реальной фантастикой. Можно в какой-то мере сравнить этот подход с театром абсурда Ионеско. Только у нас не мрачное разрешение элементов действительности, а более веселое. Но есть и другие вещи с совершенно конкретной ситуацией, например, «Бездельник», «Битник», в чем-то – «Троллейбус». Или – «Время есть, а денег нет» – эту ситуацию может понять любой.
– До сих пор не утихают споры – сколько все-таки у «КИНО» альбомов – три или четыре? Второй по счету альбом «Начальник Камчатки» или третий? Что такое «46»? Есть даже люди, в основном, правда, из других городов, полагающие, что первый альбом называется «От КИНО к Ино».
– Первый альбом, который предшествовал нашему концертному выступлению, назывался «45». Назывался он так потому, что по времени звучания он длился 45 минут в первоначальной версии, с песней «Асфальт». Потом мне показалось, что это неудачная песня, мы ее убрали оттуда, а название сохранили.
– Этот альбом был записан в составе Виктора, Алексея Рыбина (гитара), Михаила Васильева (бас) и Бориса Гребенщикова, который продюсировал этот альбом.
– Борис сыграл гитарное соло в номере «Время есть, а денег нет» и на металлофоне в «Алюминиевых огурцах». Я считаю, что у группы «КИНО» три альбома на данным момент – «45», «Начальник Камчатки» и «Это не любовь».
Вряд ли есть необходимость подробно описывать историю «КИНО». Напомним лишь, что вначале это был дуэт Виктора Цоя и Алексея Рыбина. Такой состав просуществовал с конца 1982 г. по конец 1983 г. В какой-то момент в группе играли Цой, Рыбин и Каспарян, а затем Алексей исчез из состава. Когда мы договаривались с Виктором об этом интервью, он сомневался, будет ли комментировать этот момент, но сейчас отвечает на вопрос, тщательно подбирая слова.
– Дело в том, что для меня отношения внутри группы были всегда очень важны, важнее даже, чем музыкальные возможности того или иного человека. С Алексеем же в последний период нашего сотрудничества отношения все более и более осложнялись, и это мешало работе. Возможно, играло роль то, что все песни на «45» были моими, альбом сразу же стал популярным, а Алексей – человек, я бы сказал, с обостренным чувством лидерства. Я не стал бы ему препятствовать, если бы он захотел исполнять свои вещи на концертах, у нас был договор, что он подыгрывает мне, а я – ему. Но вся беда в том, что за все время нашей совместной деятельности он не написал ни одной песни – «Звери» и несколько других были написаны раньше. Он также постоянно говорил, что он лучше меня поет, лучше аранжирует, лучше играет на гитаре. С последним я, правда, вполне согласен. Что же касается аранжировок, то на «45» в основном мои аранжировки, ведь, когда я пишу песню, я представляю себе, как она должна звучать. По поводу пения – в рок-музыке давно уже сложилась традиция, что автор сам исполняет свои произведения. С этой точки зрения мне не очень нравилось, что Леша на концертах, которые он для себя организовывал, исполняет мои вещи, не ставя меня об этом в известность. Кроме того, возможно, его представления о темах, звуке, несколько отличались от того, что делало «КИНО», и он говорил, что организует собственную группу, которая будет, по его мнению, круче. Ну, насколько мне известно, он говорит то же самое и сейчас…
После относительно неудачного концерта в рок-клубе осенью 1982 года, Рыбин покинул группу, неведомая ритм-секция, подыгрывавшая им тогда, исчезла так же, как и появилась, и Цой с Каспаряном ушли «в подполье», иногда давая акустические концерты. Они пропустили фестиваль 1983 г., прошло лето, осенью появились копии того, что в народе называли «46».
– То, что называют «46» – рабочие записи, где мы играем вдвоем с Юрием, и мне очень жаль, что они разошлись. Во всяком случае, это произошло против нашего желания.