Виктор Васнецов
Шрифт:
В книге Репина «Далекое – близкое» мы находим темпераментную передачу самого спора:
«Когда Владимир Васильевич сказал, что… скульптура Антокольского для него выше и дороже стоит всей классической фальши – антиков, Семирадский с напускным удивлением возразил, что он с этим никак согласиться не может; что уже в древности у греков были рапорографы и что Демитриас, афинский жанрист, не так уж высоко ценился у тонких меценатов античного мира.
Владимир Васильевич сразу рассердился и начал без удержу поносить всех этих Юпитеров,
Семирадский почувствовал себя на экзамене из любимого предмета, к которому он только что прекрасно подготовился.
– Я в первый раз слышу, – говорил он с иронией, – что созданиям человеческого гения, который творит из области высшего мира – своей души, предпочитаются обыденные явления повседневной жизни. Это значит – творчеству вы предпочитаете копии с натуры – повседневной пошлости житейской?..
– Хо-хо! А Рембрандт, а Вандик, Франц Гальс! Метцю… Какое мастерство, какая жизнь!.. Ведь, согласитесь, что по сравнению с ними антики Греции представляются какими-то кастрированными: в них не чувствуется ни малейшей правды – это все рутина и выдумки…
– Как, – кипятится уже Семирадский. – …Да мне странно даже кажется, – надо ли защищать серьезно великий гений эллинов! Итальянцы времен Возрождения, только прикоснувшись к ним, создали великую эпоху Ренессанса: это солнце для академий всего мира…
Во все время продолжения этого спора мы были на стороне Семирадского. Это был наш товарищ, выдающийся по композиции первыми номерами. И теперь с какой смелостью и как красиво оспаривал он знаменитого литератора!..»
Поспорили и разошлись.
Антокольский в своей «Автобиографии» напишет: «Иногда затевались у нас споры, такие, какие могут быть только в России. Мы спорили и кричали все вместе, не слушая ни других, ни самих себя».
В передаче Репина мы, однако, услышали два голоса, Стасова и Семирадского. Васнецов же, который Репину не запомнился, вернее всего, только слушал, чтоб ни одного слова не пропустить.
Некоторое время спустя он встретится со Стасовым в литографии генерала.
– Наш прекрасный рисовальщик, – представит Ильин своего любимца. – Виктор Михайлович, покажите господину Стасову ваши новые рисунки.
Перед Стасовым рядком лягут три рисунка: «Дыра в сапоге», «Жирный купец с приношением в передней у пристава», «Купеческое семейство в театре».
– Да, – скажет Стасов. – Да!
Он торопился, а картинки молодого художника были в ряду тех, какие охотно публиковались журналами.
С открытием еще одного дарования маститый критик не спешил.
От добра добра не ищут.
Публике правится народная жизнь – пожалуйста. И чтоб немного юмора? – Пожалуйста.
Работа сама теперь находит художника, и он дорожит ею. Он готов исполнить любой заказ.
Ему доверяют сделать рисунки к двум азбукам Н. П. Столпянского.
Это
А – амуниция, амуниция и нарисована. Е – ефрейтор, елка, нарисован ефрейтор и елка тоже. И – инвалид, па рисунке изба, солдат. Ч – чай, чайник, чашка, и мы видим двух солдат за самоваром. Ш – штабные офицеры. Офицеры играют в шахматы. X – хлеб. Нарисованы полки с хлебом. 3 – знамя. Сценка боя. Всего тридцать рисунков.
В «Народной азбуке» – сорок пять рисунков. На обложке старик. Одной рукой он гладит мальчика по голове, а другой указывает на фабричные трубы, и надпись: «Время – деньги, знание – богатство». На задней обложке сверху – фабрика, солнце над трубами, изречение: «Ученье – свет». Внизу – под кроной дерева соха, каменный топор и вторая часть истины: «Неученье – тьма». Рисунки тоже очень немудреные. Колоски, паутина, чучело на огороде, глухарь, утки на озере. Слон. Филин. Иисус с крестом.
Величина изображений с копеечку, но все рисунки внятные, в них нет какой-то второй мысли.
Успех этих азбук, однако, был замечательный. В. В. Стасов подсчитал, что «Солдатская» «в течение 18 лет появилась в 30 изданиях в количестве 560 ООО экземпляров; вторая („Народная“. – В. В.) в течение 20-ти лет появилась в двадцати пяти изданиях в количестве 520 ООО экземпляров. Значит, всего их издано было и пущено в свет 1080000 экземпляров. Какая громада изумительная! Сколько же русских нашего поколения, всех сословий, имели возможность – редкий и неоцененный случай – учиться в детстве грамоте по рисункам отличного художника!»
Было бы наивно полагать, что Виктор Михайлович Васнецов, создавая рисунки к этим азбукам, ставил перед собою какие-то особые педагогические задачи. Дело тут и проще и сложнее.
Васнецов от природы был наделен изумительным даром простоты.
Иные художники всю свою жизнь идут к простоте, понимая ее как высшую степень искусства. Лев Толстой к «Отцу Сергию», «Хаджи Мурату», «Кавказскому пленнику» шел через «Войну и мир». О творчестве В. М. Васнецова можно сказать, что он сразу начал с «Кавказского пленника». Правде простоты он был верен всю свою жизнь.
Совсем иначе получилось у Васнецова со сказками. По заказу Ильина он исполнил рисунки для «Конька-Горбунка» Ершова.
Как это ни странно, на его работе сказалось влияние заземленных, маловыразительных рисунков Рудольфа Жуковского, иллюстрировавшего «Конька-Горбунка» для дешевого народного издания.
Не блеснул Васнецов и с темой «Жар-Птица», исполненной для «Иллюстрации».
Тридцать восемь рисунков было сделано им для детской книжки «Козел-Мемека, приключения Козла-Мемеки и его друзей». Составил книжку П. Ряполовский.