Виновный

Димов Димитр

Велизар (презрительно). Выдрессировал как собаку!

Петринский. Одни считают женщин ангелами, другие находят нужным их дрессировать, а третьи носят рога! Кто как! Переходный период!

Beлизар (гневно). Не своди новое время до уровня своей буржуазной морали!

Петринский. Хватит! Осточертело слушать – «буржуа»! А когда Ана и Теодосий прятались у меня и я рисковал своей жизнью так же, как и вы, меня считали беспартийным коммунистом!

Beлизар (машет рукой, сердясь на себя). Прости, я знаю!.. (После

короткой паузы.) Но что ты имеешь против Глафиры? Объясни!

Петринский (поспешно). Объяснить? Что тебе объяснить? Нет, я ничего не могу тебе объяснить.

Пауза. Велизар смотрит на него испытующе и с какой-то иронией.

Велизар. Тогда я скажу! (После небольшой паузы.) Глафира была твоей любовницей, так?

Петринский (вздрагивает, удивленно). Кто тебе это сказал?

Велизар. Сама Глафира.

Петринский. Когда?

Велизар. Прежде чем выйти за меня замуж.

Петринский (весело). Ну, слава богу! Меня это страшно мучило все четыре года. Я хотел сам тебе признаться, по, когда заходил разговор о Глафире, ты не давал мне говорить о ее прошлом.

Велизар. Я не хотел, чтобы тебе было передо мной неудобно. Значит, ты только поэтому не выносишь Глафиру?

Петринский. О господи! Уж не подозреваешь ли ты, что я ревную? Этого еще не хватало!

Велизар. Тогда в чем же дело?

Петринский. Просто мне было досадно, что такой человек, как ты, влюбился в Глафиру.

Велизар. А почему у тебя такое плохое мнение о ней?… Она была достаточно откровенна и все мне рассказала.

Петринский (скептически качает головой). Женщины рассказывают о своем прошлом только то, чего не могут скрыть.

Велизар. Ты хочешь сказать, что в жизни Глафиры есть и что-то другое?

Петринский. Женщина – самое загадочное явление природы! Даже если ты узнаешь о ней все, поведение ее все равно тебя не раз озадачит.

Велизар. Завидую твоему опыту! Но если ты будешь продолжать в том же духе, наш разговор ни к чему не приведет.

Петринский. А что плохого в нашем разговоре? Шучу по привычке.

Велизар. Вот именно! А по отношению к Глафире ты привык шутить обидно! И это может положить конец нашей дружбе.

Петринский: Конец нашей дружбе? Из-за женщины?

Велизар (вспыхивает). Это не просто женщина, а моя жена!

Петринский. Ладно, ладно! Уважай ее сколько хочешь. Но позволь мне решать, с кем моей жене дружить, а с кем нет!

Велизар. А почему бы твоей жене не дружить с Глафирой?

Петринский. Потому что то, что тебе кажется подходящим для Глафиры, я считаю неуместным для Марии! Это вопрос мировоззрения, вкуса, личных взглядов, наконец! Не понимаю, что тут обидного?

Велизар (с досадой). И это объяснение твоего возмутительного отношения к моей жене?

Петринский. Да, это все.

Велизар. Ну, а теперь я тебе кое-что объясню. Хочешь?

Петринский. Я тебя слушаю.

Велизар (после паузы). Когда мы боролись в подполье, ты жил в довольстве!.. Я не хочу сказать – как рантье или паразит, потому что и тогда ты работал, готовился стать ученым. Твоя

жизнь по сравнению с нашей была легкой и приятной. А мы, коммунисты, жили по-другому! По опыту мы знали, что надо искать и находить человека повсюду! Почему я должен был отказаться от Глафиры, после того как она мне рассказала о своем прошлом? Только потому, что она была твоей любовницей и ты ее бросил? А откуда ты знаешь – может, то, что ты отказался ей дать, сделало бы ее безупречней многих других женщин! Тебя раздражает ее образ жизни? Но ведь и я стремлюсь к свободе, любви, общению с людьми! Три года своей жизни я провел в тюрьме и два – в партизанском отряде. Разве я не имею права теперь радоваться жизни?… Это можно отнести и к Глафире. Я доверяю не каждому. Но Глафире я могу доверять. Она, как и я, прошла через испытание бедностью. А бедность и страдания, побежденные в борьбе, нравственно закаляют, воспитывают! Это и внушает мне доверие. Пусть Глафира развлекается! Ты боишься, что она мне изменит? Может, она сделает это гораздо скорее, если я лишу ее элементарного права работать, развлекаться, дружить с людьми?

Петринский. А что бы ты сделал, если бы она тебе изменила?

Велизар. Немедленно предоставил бы ей свободу.

Петринский. Но пока ты об этом узнаешь – будешь ходить с рогами!

Велизар. Рога унизили бы не меня, а ее.

Петринский. Да, верно, только все бы смеялись над тобой.

Велизар. Подлость вызывает смех лишь у дураков, Что же мне – отказаться от веры в человека из-за смеха глупцов? Нет, дорогой!.. Доверие делает человека богаче и совершеннее. Если я убью в себе доверие к Глафире, я стану таким же подозрительным дураком, как ты!

Пауза. Петринский задумчиво смотрит перед собой.

Петринский. Хм. А ты не боишься, что над твоей чрезмерной верой в человека будут смеяться – и умные?

Велизар. Я бы вполне сознательно пошел на такой риск! Сохраню хотя бы уважение честных. Среди умных людей много честных, да и не все дураки бесчестные.

Петринский (после короткой паузы). Интересно, а к какой категории ты относишь меня?

Велизар. Именно это я и стараюсь сейчас определить.

Петринский. Это что – ультиматум?

Велизар. Да, дорогой! Или ты считаешь нас порядочными людьми и будешь поддерживать с нами нормальные отношения, или ты уверен в обратном, и тогда нам лучше не лицемерить. (Подчеркнуто громко.) Моя жена порядочная женщина, я не кривлю душой! Ты меня понял? Думать иначе недостойно!

Пауза. Велизар смотрит на Петринского, потом решительно направляется к двери.

Петринский. Стой!

Велизар останавливается.

(Несколько раз громко хлопает в ладоши.) Мария! Ана! Скорей идите сюда!

Мария и Ана выходят из спальни.

Мария (тревожно). Что такое?

Петринский (указывает на Велизара). Будьте свидетелями, как я люблю и уважаю этого милого парня! (Медленно и торжественно, Марии.) С сегодняшнего дня мы с тобой будем ходить в мастерскую его жены, когда ты только захочешь!

Мария. А одна я не могу туда пойти, так?