Виражи чужого мира
Шрифт:
Однако напряжение и тревога вдруг схлынули, оставив лишь усталость и раздражение. И совершенно определенное желание узнать, как он проник в мою комнату.
Но задавать какие бы то ни было вопросы первой я не собиралась. Обоснованно считая, что первым должен заговорить тот, кому это нужно. Да и вообще меня всегда неприятно раздражала манера некоторых девчонок врываться в помещение и с порога начинать шумные разборки.
— Таресса… — помолчав несколько секунд, выдохнул он и вдруг оказался рядом, навис надо мною, почти придавив к стене, жадно задышал над головой.
Но в тот же миг
— Заходи…
«Спешу и падаю», — едва не сказала я вслух, а шнурки тебе не погладить? А куда потом топать, прямо к кроватке?
— Не бойся, — он даже зубами скрипнул, — я до тебя не дотронусь, если…
«Вообще-то я не боюсь, — хотелось мне сказать ему со всей язвительностью, на которую способна, — а просто не люблю, когда мной командуют». Но я снова смолчала, ожидая, что еще он может сказать в оправдание своего вторжения. А попутно рассматривала распахнутую за его спиной дверь на балкон и жалела, что не знала раньше про особые физические способности неизвестных паладинов. Иначе не считала бы двадцатиметровый почти отвесный склон под балконом таким уж неприступным препятствием.
— Таресса, я даю честное слово эвина, что не прикоснусь и пальцем… хочу лишь поговорить, — в его голосе проскользнули досада и разочарование. — Просто в комнате удобнее, войди, пожалуйста.
Ладно, вздохнула я, хоть и предупреждал папа, что все маньяки отличные психологи и уболтать жертву для них плевое дело, но у меня ведь совсем другой случай? Да и двух партизан, что притихли в гостиной как мыши, совсем сбрасывать со счетов пока не стоит. Ну, и некоторые мои личные способности тоже.
Молча встав с подоконника, я решительно прошла мимо него в комнату, первым делом направилась к светильнику и прибавила свет на полную мощность.
И в тот же миг ошеломленно замерла, почти ослепленная взорвавшимся со всех сторон сиянием. Медленно повернулась, озирая развешенные по камину, креслам и конторке ожерелья, диадемы и прочую бижутерию в совершенно немыслимом количестве. А потом перевела взгляд на Найкарта, застывшего с невероятно самодовольной рожей, и не удержалась от ехидного вопроса:
— У вас Новый год или ты ограбил Али-Бабу и пришел похвастаться?
— Таресса… — Блондин, видимо, не веря своим глазам, смотрел, как я освобождаю одно кресло от металлолома и усаживаюсь поудобнее. — Это все тебе.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила я, — но не стоило так беспокоиться, я это не возьму.
— Почему?!
Да неужели он оскорбился?
— Не хочу, — коротко обронила я, не желая уточнять, чего именно не хочу — получить эту кучу золота или отвечать на его глупый вопрос.
— Тебе приятно меня унижать, — посопев несколько секунд над обдумыванием моих слов, оскорбленно заявил блондин, — или ты вообще любишь играть чувствами мужчин?
«Начинается, — вздохнула я устало, — проходили уже. Сейчас обманутый в своих матримониальных надеждах ухажер начнет обвинять меня во всех собственных грехах».
Было у меня в последний год несколько в чем-то схожих ситуаций. И самый запомнившийся случай произошел весной, когда, забежав в недорогое кафе выпить чашку чая, я натолкнулась на жгучего кудрявого брюнета ниже себя ростом, зато украшенного лысинкой и пузиком. Рассмотрев меня подробнее, красавчик развил бурную деятельность. Не слушая моих категорических возражений, громко приказал принести пирожных и напитков, сгонял водителя к машине, и тот приволок дежурную помятую троицу бутонов в целлофане. После чего ухажер решил, что этого вполне достаточно, чтобы начинать договариваться о свидании. И ужасно рассвирепел, когда узнал, что никакого свидания не будет и быть не может. Его возмущенные крики догоняли меня еще несколько минут после того, как я вышла из кафе. С тех пор я взяла за правило уходить сразу же, если замечала хоть малейшие признаки такого поведения.
Жаль, тут уйти некуда… да и не тот это человек, чтобы позволить просто уйти, понятно уже. Но и говорить ничего не хотелось, как-то очень неприятно объяснять человеку очевидные для тебя вещи. Поэтому я просто отвернулась и молчала, ожидая продолжения разборок. Думая лишь о том, работают в этом доме слова зейры или нет и прибегут ли на зов маги.
Он ждал минут пять, потом одним движением собрал со второго кресла украшения, не глядя, ссыпал на стол и сел напротив.
— Можешь ответить, почему ты все время молчишь?
— Найкарт, это очень трудный вопрос.
— Почему?
— Потому что задан некорректно и подразумевает, что ты имеешь право чего-то от меня требовать. Ну а если наглядно — поймай в лесу зайца и спроси его, почему он не хочет стать рагу?
— Что такое рагу?
— Тушеное мясо.
— Это плохой пример. Я же ничего от тебя не требовал и не собирался делать… рагу. Просто хотел порадовать, все девушки любят украшать себя.
— Найкарт, а можно я задам один вопрос?
— Да, — обрадовался он, — конечно.
— Все мужчины больше всего любят скакать на лошадях или есть такие, кто предпочитает гулять пешком? Или некоторым приятнее плавать на кораблях? А может, найдутся и те, кто обожает карабкаться по скалам или прыгать с них в море?
— Ну… я не знаю, — подумав, засомневался он. — Ты хочешь сказать, что вообще не любишь украшения?
— Найкарт, а тебе вообще не приходит в голову, что сначала нужно поинтересоваться, какие у меня на этот счет принципы? Я, конечно, начинаю понимать после сегодняшнего объяснения, что вы привыкли получать девушек на блюдце с голубой каемочкой. Маги приводят вам толпу запуганных и затурканных иномирянок, как овечек на убой, вы быстренько делите их и тащите по спальням.
— Но это не так… — вскинулся он и виновато опустил глаза. — Внешне похоже, но по сути совсем по-другому.
— Ты кому рассказываешь? — Я даже опешила. — Я сама там была и прекрасно помню свои ощущения. И безысходность, и ужас, и ненависть… Да, я вас ненавидела так, что убила бы всех не задумываясь, если бы знала, что сумею сбежать. Жить почему-то хочется, знаешь ли.
— Но остальные… — заспорил было он и пораженно смолк. — И что… ненавидишь до сих пор?
— Начала вроде понимать… и жалеть после рассказа учителя, но тут ты… со своей ювелирной лавкой и необоснованными претензиями. Тебе никогда не приходило в голову посмотреть на ситуацию не со своей колокольни, а со стороны?