Вирус лжи
Шрифт:
– Тридцать девять и девять десятых, – в голосе у девушки звучала тревога. – В больницу бы его…
– Нат, он всегда так болеет. – Генка вздохнул. – Как грипп – все, до смерти.
– Это ничего не значит. – Девушка достала телефон. – Сейчас, подожди… Здравствуй, Саш. Да, сменилась. Слушай, у меня тут больной – все признаки гриппа… Да, тридцать девять и девять, болеет первые сутки. Да, хорошо. Улица Яценко, семь, квартира… Ген, какая квартира?
– Восемнадцать.
– Квартира восемнадцать. Хорошо, спасибо.
Она отложила трубку и посмотрела на Олега.
– Что? – Олег обеспокоенно
– Сейчас приедет доктор, привезет капельницу, будем лечиться. – Наташа собрала в контейнер свои инструменты. – Ген, мы тут…
В дверь требовательно постучали. Олег вдруг понял – стучат не соседи, и врач не мог так скоро приехать, а значит…
– Откройте, полиция!
Генка вопросительно посмотрел на Олега.
– Драка была недавно.
– Ну, я видел, но чтоб полиция…
Полиция сюда приезжала неохотно – смысла не было, местные дрались постоянно, и понять, кто прав, кто виноват, не представлялось возможным, а вникать никто не хотел. И если не случалось членовредительства, полицейские функции выполнял здесь опер, живущий внизу, но ни Генка, ни Олег его никогда не видели.
Генка ненавидел его соседей той ясной и чистой ненавистью, которой можно ненавидеть только тех, кто посягает на твой образ жизни и устои. Раньше, до того, как Олег поселился в этом доме, Генка себе и представить не мог, что почти в центре города может существовать такое жуткое днище. Его одинаково раздражали вечно пьяные мужики, шатающиеся по коридору в любое время суток, зачмоханные тетки без возраста, украшенные синяками и опухшие от пьянства, и вся эта братия нигде не работала и бог знает, на какие деньги жила и пила. Его бесили грязнолицые, дурно пахнущие дети разных возрастов, которые либо носились по коридору с жуткими воплями, либо серыми вонючими кучками заполняли собой лестницу, передавая друг другу сигарету, а то и косячок. И было уже совершенно ясно, что вырастут из этих детей точно такие же маргиналы, какими являются их родители. Генка искренне презирал подобных граждан, здраво полагая, что жизнь, которой они живут, – их собственный выбор.
– Лежи, я сам открою.
Генка решительно шагнул к двери. Олег мысленно улыбнулся: глядя на Генку, никто бы не сказал, что он может быть решительным. Тощий, высокий, подчеркнуто аккуратный, с длинными, до плеч, волосами, собранными на затылке в хвост, Генка выглядел типичным мальчиком из хорошей семьи, коим он, собственно, и являлся, но те, кто знал Генку, знали, каким он может быть жестким, упрямым и как непреклонно отстаивает то, что считает правильным.
Но полицейский, которому Генка открыл дверь, увидел перед собой типичного «ботана» – интеллигентного очкарика с прической, не подобающей настоящему мужчине. То есть существо бесконечно низменное, которое не грех и пнуть при случае, а уж презирать с первого взгляда – так вроде бы даже сам бог велел.
– Почему не открываем?!
– Открываем. – Генка не намерен был впускать стража порядка в квартиру. – Что-то случилось?
Такой наглости полицейский явно не ожидал. С другой стороны, вид квартиры не наводил на мысль, что здесь живет деклассированный элемент, да и Генка не выглядел пять раз судимым рецидивистом, и особо наглеть с ним, возможно, окажется себе дороже –
– Вы хозяин?
– Нет. – Генка кивнул в сторону комнаты: – Хозяин болен, я врача привез, сейчас еще один приедет. Это не может подождать?
– Убийство случилось, что ж тут ждать-то. – Полицейский заглянул в комнату через Генкино плечо. – Что такое, перепил?
– Грипп. – Генка не намерен был отступать от двери. – Температура сорок.
– А…
Около минуты они молча смотрели друг на друга. В коридоре воняло мочой, блевотиной, табачным дымом и еще чем-то мерзким. Двери в соседние квартиры были открыты, где-то кричал младенец, слышались возбужденные женские голоса.
– С хозяином квартиры поговорить бы.
– Он ничего не видел.
Полицейский задумчиво почесал в затылке.
С одной стороны, Генкино упорное нежелание впустить его в квартиру вызывало в нем чувство уязвленной гордости, но, с другой стороны, заходить в квартиру, где свирепствует грипп, тоже радости мало.
– Разрешите.
Молодой врач в синей куртке, наброшенной поверх зеленой пижамы, отодвинул с дороги и полицейского, и Генку.
– Где больной?
– В комнате.
Врач кивнул и прошел мимо Генки, неся с собой стойку для капельницы.
– Что, совсем плохо дело? – Полицейского тоже, похоже, проняло. – Капельница…
– Он всегда тяжело переносит грипп. – Генка оглянулся, в комнате врачи суетились вокруг Олега. – Послушайте, он вам ничем не поможет. Он никогда не открывает дверь соседям, а сегодня и тем более. Что бы там ни происходило, он ничего не видел.
– Это он вам сказал?
– Он сказал, что была драка, он слышал. – Генка вздохнул. – Вы же видите здешний контингент, Олег живет в этой квартире всего четвертый месяц, с соседями по понятным причинам знакомства не заводил и уж точно никогда не открывает дверь на их стук.
– Да, контингент здесь трудный. Нормальному человеку якшаться с этими отбросами зазорно, конечно. – Полицейский еще раз посмотрел через плечо Генки, как врачи подсоединяют Олега к капельнице. – Гриппа сейчас много, конечно…
– В том-то и дело. – Генка тоже оглянулся. Приятель выглядит очень паршиво, и это его тревожило. – Он с детства так переносит вирусы, чуть зацепил – все, помирает. А кого убили?
– Из двадцать второй квартиры гражданина, – полицейский уже понял, что ему не светят свидетельские показания. – Оно, конечно, туда ему и дорога, всю жизнь в тюрьме, а чуть выйдет – пьет и дебоширит, да только убийство есть убийство. Что ж приятель ваш, совсем ничего не видел?
– Через закрытую дверь? – Генка вскинул брови. – Офицер, у него температура сорок, он и слышал не все, практически без сознания с ночи. Да и звукоизоляция здесь…
– Понимаю.
Двое санитаров, тяжело ступая, вынесли на лестницу носилки, на которых, проступая кровавыми пятнами через простыню, лежало тело убитого.
– Да, дела. – Полицейский вздохнул. – Я прежнего хозяина знал, тоже приличный был парень. Денег подкопил и съехал отсюда.
– Олег тоже не задержится. – Генка снова оглянулся на друга. – Мы бы рады помочь, офицер, но вы же сами видите.