Вирус тринадцатой вселенной
Шрифт:
– А вы, мадемуазель Самбак, может, и целоваться-то не умеете? Мы не знаем, чему вас там учили в школе господина Гозмэна?
– Да я ещё вас научу целоваться! – эти слова девушка произнесла по-французски. – Oui j’encore de vous apprendrai `a m’embrasser! – и к изумлению молодых людей, обхватив Горду руками за шею, поцеловала его прямо в губы.
Поцелуй продолжался не меньше минуты и всем трём свидетелям происходящего хватило такта не мешать мгновениям, о которых кто-то потом сожалеет, а кто-то вспоминает, благодаря судьбу за подаренное счастье.
Самбак так же быстро оторвалась от огорошенного парня.
– Везёт же людям… Мне бы так… Никогда такого не видел… – проговорил Кит Астон.
– Подрастёшь и не такое увидишь!
Девушка развернулась и устремилась вперёд по коридору. Она никогда не была ветреной, готовой к приключениям особой, и её немного смущало случившееся.
Кит Астон, проходя мимо Горды, который с глупой улыбкой смотрел вслед девчонке, похлопал его по плечу.
– Пора, парень, нас ждёт работа.
Горда только и смог найти силы, чтобы сказать:
– Ну и денёк… Том, ты это видел или мне приснилось? Обалдеть!..
А маленький Ол, проходя мимо последним, тоже попытался хлопнуть Горду по плечу, но достал только до спины.
– Тебе не приснилось, Горда, это начинается «прописка»!
Через несколько шагов они оказались на открытом балконе, на котором в два ряда стояли с полсотни сверкающих полированными частями и яркой расцветкой скутеров.
Горда и Том с восхищением смотрели на чудо техники будущего.
– Том, они похожи на наши снегоходы, только без лыж.
Астон с видом знатока подошёл к одноместному скутеру с большим грузовым кузовом.
– Выбирайте любую машину, – сказал он. – Дальность полёта, правда, ограничена, но манёвренность и скорость на уровне лучших гражданских аппаратов. Потолок высоты семь тысяч, но без скафандра подниматься туда не советую, замёрзнете.
Горда неуверенно посмотрел на Самбак.
– Послушай, Самбак, дело в том, что мы не знакомы с управлением этой техникой. Может, вы нам покажете, что к чему?
– Вот так номер! А как же вы сюда прилетели?
– Сказал бы я как. Знаешь, как ведьмы в горах на кочерге из каминной трубы вылетают?
– Ладно, надо поторапливаться, – пробурчала девушка. – Том с Олом, садитесь позади Астона, а ты, толстый, со мной.
С тихим гудением машины плавно поднялись, подплыли к краю балкона и спикировали вниз, в долину речки Эрбо. Сделав над городком пару кругов, друзья припарковались на стоянке, и через несколько минут уже шли по улочкам маленького горного городка по направлению к рынку.
На рынке Ол обратился к Тому:
– Том, я хотел спросить тебя. Там, вчера в зале, ну когда ты был на карнавале, ты видел там одну девочку?
– Что? Ты что, следил за мониторами?
– Да, когда получалось. Я смотрел в зал, но видел её всего пару раз.
Том пристально посмотрел на мальчика.
– Она участвовала в танце кордебалета, хоть ещё она и не очень высокая. Её мама работает в замке учителем танцев. Я два месяца думал только о ней, это было какое-то наваждение. Я уж подумал, не заколдовали ли меня какие-нибудь горцы. Я не мог работать, не мог утром приготовить омлет месье Клаусу. А Дин, так её зовут, смотрела только на рыжего Пита, ученика нашего парикмахера, и всюду бегала за ним, как хвост. Но, Том, я тебе клянусь, наваждение прошло. Я докажу тебе завтра, приготовив яичницу. Просто мне хотелось тоже с тобой пойти туда в зал и посмотреть, как она танцует. И всё, Том. Больше ничего. Я очень устал от этого ада. Того, что продолжался в течение двух месяцев.
– Оливер, тебе сколько лет?
– Это я выгляжу молодо, но мне почти четырнадцать.
– Да парень, похоже, что ты влюбился! Но могу тебя успокоить, это может быть первая твоя любовь, но не последняя.
Ол посмотрел серьёзно на Тома и протянул задумчиво:
– Нет, Том, для любви я ещё маленький. Скорее это какое-то колдовство. Астон услышал последние слова мальчика.
– Слушай малыш, а почему первая любовь? А помнишь, ты ещё зимой вздыхал по какой-то девочке.
– Ты что, забыл, Кит? Какая любовь? Я её только один раз сводил в наше кафе на пятнадцатом этаже.
– А что же ты в ней разочаровался?
– Просто она за один вечер сказала два слова, которые я очень не люблю и которые нельзя говорить порядочной девочке… Я допускаю, что девочки могут иногда и ругнуться, если нужно, но есть такие слова, которые не должны говорить девушки.
– Какие, например? – не унимался Кит.
– Ну, например, на букву «ж» или на букву… В общем, есть там несколько всяких слов, которые я не считаю возможным произносить.
Том положил руку на плечо Ола.
– Ладно, парень, не хочешь, не говори. Пошли-ка за мясом, а то ты со своими девочками нам все мозги запудрил. Я-то хоть не сказал запрещённые слова?
– Нет. Ты же интеллигентный человек.
Все рассмеялись, но Астон серьёзно продолжал:
– Зря смеётесь, в словах Ола есть смысл. Разные встречаются люди в горах… Если, например, тебе, Ол, вдруг попадётся навстречу колдун, ни в коем случае не говори ему своего имени! Если не скажешь, колдун не будет иметь власти над твоей душой. А если ты спросишь, как его зовут, ему никуда не деться. По их колдовскому закону он должен ответить, и вот тогда уже и ты можешь назваться.
– В том то и дело, что кроме наших… – Ол подозрительно поглядел на Тома и Горду, – никто в последнее время не спрашивал, как меня зовут.
Его спутники опять рассмеялись. Горда погладил паренька по голове.
– Астон, заканчивай пугать мальчика. Скажи-ка лучше, как так получилось, что в целой империи не сохранились традиции колбасного производства?
– Это могло произойти около пятисот лет назад. Тогда парламент империи вдруг охватила странная эпидемия запретов. Они сотнями выпускали законы, запрещающие всё и вся. Потом стало известно, что от парламента этого требовал император, считавший, что пришло время затянуть гайки. Тогда, говорят, запретили много чего, и древние кулинарные традиции, видимо, и приготовление мяса в кишках в том числе. Потом стали жечь книги. Тогда на людей ещё не устанавливали чипы при рождении, и где-то в дальних горных провинциях оставались многие древние знания. Но когда пронеслась волна репрессий, миллионы людей, обвиненных в колдовстве, инакомыслии и радикализме, были открыто уничтожены. Запуганный народ утратил многие знания.