Вирус зла
Шрифт:
– Давай, попытайся им объяснить, профессор, как мы это собираемся сделать. Уверен, что они ничего не поймут,- поддел Максима Виктор.
– Чем мешать, лучше бы помог, - ответил ему Странник.
– Как?
– Когда я начну действовать, не оставайся в стороне и не играй вторым номером.
– Можно подумать, я всегда отсиживался в тылу.
Странник предпочел оставить последнюю реплику Гагарина без ответа. Вместо этого он попытался объяснить свою идею файрусам насколько это было возможно. Пришлось довольно долго разжевывать некоторые особо тонкие вопросы, но в итоге Громову удалось растолковать Хозяевам свой план.
– Почему вы думаете, что наш Дом согласится на это? С чего вы уверены, что Ему это нужно?
– А у Него не будет другой альтернативы. Мы даже вместе не сможем остановить Вирус собственными силами. Это может сделать только сверхсистема Доменного уровня, а без превращения в ее элемент Земли, работа будет не закончена и сверхсистема не создастся. Земля - это уникальный узел, и сам по себе - чрезвычайно мощный оператор на уровне Инженера, уверен, что Она не откажется.
– Ты не знаешь заранее ее ответ.
– Не знаю, потому что не говорил с ней. Но, прошу заметить, все, что существует вокруг, в том числе наш Дом, и вы сами, плод моего и его труда. Мы пришли к вам ни как посланцы Человечества или какой-то иной расы, мы пришли как Творцы Домена, поэтому имеем больше возможностей, чем даже Земля, знать, что будет более полезно для его блага.
На сей раз, реплика Громова произвела на файрусов еще более неожиданный эффект. Красные шары враз позеленели, потом и вовсе сделались синими; местный эфир наполнился даже не шумом - настоящим штормом эмоционально-психических вспышек. Разобраться в этой круговерти чужого языка было гиблым занятием.
– Тихо, - крикнул вдруг Громов, причем сделал это каким-то необычным образом, воздействовав для пущего эффекта на всю местную энергетику. От его приказа в локальной области на несколько секунд остановилось движение молекул, атомов и электронов на своих орбитах.
Виктор сам смог бы сейчас проделать такой же трюк, поэтому понимал, какие титанические силы играючи бросил вход Странник.
– Мы дадим вам время переговорить с Ней. Я знаю, что вы способны общаться, как меж собой, так и с Ней. Сделайте это немедля ни секунды, и помните, иного пути выжить ни у нас, ни у вас попросту нет.
– А говорил, что дипломатия в нашем деле самая важная его часть, - вновь поддел напарника Виктор.
– Дипломатия бывает разная. В любом случае, она всегда заменяла силовые методы решения проблем, а уж каким образом она велась, роли большой не играло.
Внезапно синие шары в помещении вновь приобрели свой прежний огненно красный оттенок, слегка уменьшились в размере, словно бы сжались под действием неведомой могучей силы; внутри каждого из них вдруг протаял огонек белого свечения, который очень скоро стал отчетливо виден на фоне остальной оболочки. Последующие несколько секунд ничего не происходило, а потом белая сердцевина начала пульсировать, очень напоминая при этом пульсацию человеческого сердца.
Откуда-то пришло понимание происходящего, причем Виктор был уверен, что Громов к этому внезапному озарению не имеет никакого отношения. Просто Гагарин действительно начал вспоминать то, что ни одно живое существо в обозримом космосе знать не могло и не должно. Пульсации энергетических сердец файрусов всей колонии (а на контакт с Землей в настоящее время пошла именно вся колония этих загадочных существ) в совокупности образовывала вибрационный контур, при помощи которого теоретически можно было передавать энергетические, информационные и эмоциональные посылы в любом заранее заданном направлении практически на любые расстояния. Правда Виктору до сих пор было трудно представить какими категориями могла оперировать Земля как разумное существо, и как с ней необходимо было общаться. Порой двум знакомым людям не удавалось прийти к консенсусу, а здесь нужно было доложить о своем деловом предложении целой планете, и Гагарин сомневался, что ему это удастся сделать, если, конечно, судьба представит ему такой шанс.
Как видно, судьба распорядилась аналогично. Неизвестно о чем вели диалог файрусы и Земля, но Виктор вскоре услыхал голос коллективного разума колонии:
– Вам придется самостоятельно
– Ты знаешь, как это делается?– тут же поинтересовался Виктор у Громова.
– Догадываюсь,– ответил тот, бесстрастно наблюдая за происходящим.
– Сразу скажу, что это очень не просто, но возможно. Мне приходилось вести диалог с... подобными системами, надеюсь, с Землей проблем не возникнет.
– Что мне делать?
– Наблюдай за мной, пытайся понять то, что хочет Земля, то, как она мыслит, как существует. Если поймешь это, дело наше сдвинется.
– А если нет?– решил уточнить Виктор.
– А если нет, то мне придется действовать в одиночку. В любом случае не думай о неудаче.
Отстроиться от посторонних вредных мыслей, жужжащих в голове Виктора подобно рассерженному пчелиному улью, оказалось делом довольно трудным. Мало того, что Гагарина совершенно не радовала перспектива общения с целой планетой как с живым и мыслящим существом, так еще взвалившаяся на его плечи ответственность, смешанная с желанием не ударить в грязь лицом перед товарищем, гораздо боле мудрым, опытным и сильным, по началу сковывала действие Виктора и заставляла отвлекаться на посторонние проблемы. Мало помалу, ему все же удалось унять не в меру разыгравшееся воображение, успокоиться и отстраниться от всего лишнего и тогда...
Виктор оказался в пространстве, где совершенно не было никаких звуков. То есть абсолютно никаких. Всепоглощающая, совершенная тишина царила здесь по его ощущениям незыблемо и несокрушимо. Даже не включая свой внутренний резерв, он слышал ток крови по жилам; удары сердца били подобно гигантским литаврам, доставляя довольно болезненные ощущения.
Кто-то взглянул на него в упор, массивный, и как будто бы слепой. Виктор обернулся - никого. Повертел головой вправо влево, посмотрел вверх, вниз - никого. Найти того, кто смотрел на него одновременно оценивающе, с опаской, любопытством и слепо, никак не удавалось, из чего Гагарину вдруг само собой стало ясно, что взгляд этот следует искать сразу везде. И в самом деле, едва пришло понимание этого, Виктору показалось, что на него взглянуло сразу все окружающее пространство. А тишина внезапно начала наполняться шумом морского бриза, громовыми раскатами, шелестом весенней листвы, гулом каскадов водопадов, каким-то хлопками, хлюпаньем и еще Бог знает чем. Звуков было множество, и все они имели свою природу, но самое главное заключалось в том, что это был самый настоящий язык, невообразимо сложный, непонятный ни одному живому существу. Язык планеты Земля, того самого дома, на котором рука об руку проживали четыре разумные цивилизации.
Планета пыталась говорить с ним.
Вслед за звуками начали сами собой рождаться удивительной красоты изображения. Одни из них были статичными, похожими на объемные снимки наподобие гологоф. Перед внутренним взором Виктора проплыли застывшие пейзажи пшеничных полей, горных хребтов, горных ручейков и речушек, кристально чистых озер и неповторимых пейзажей утреннего неба. Однако не все изображения были статичными - многие из них показывали отдельные элементы жизни на планете Земля в движении. Так Виктор не без удовольствия пронаблюдал за неспешным, размеренным приемом пищи группой зебр где-то в недрах африканской саванны, увидел всю мощь и разрушительность вулканического извержения на островах в Тихом океане, стал свидетелем трогательной, поражавшей до глубины души своей чистотой и любовью, сцены прогулки стаи дельфинов близ одного из плавучих городов людей. В эти минуты Гагарин был орлом, гордо взиравшим на распластавшийся под ним мир во время охоты, крокодилом-убийцей, притаившимся на дне реки, чтобы, совершив один единственный молниеносный выпад, утащить с собой в смертельных объятиях зазевавшуюся антилопу; его взору была доступна совершенно незабываемая картина жизни целых лесных массивов, где он поочередно был сначала всеми деревьями разом, потом малюсеньким муравьем, отправленным колонией на очередное важное задание, и даже грибницей.