Вирус
Шрифт:
Дмитрий только сейчас обратил внимание на горячие волны, идущие от руки. Он прислушался к ощущениям и понял, что ест. Сомнений быть не могло — он подзаряжался, и хотя до насыщения было далеко, голод больше не мучил его. Испуганно отдернув руку, он мысленно завопил: «Тромб, ты меня с ума сведешь!» Перед глазами появилось содержание научной статьи, которую он никогда в жизни не читал, и в которой автор доказывал возможность подпитки человеческого организма электрической энергией.
Ощущая себя жителем общежития, Дмитрий старался докричаться до невидимого соседа. «Это мое тело! Не смей экспериментировать
Единственное неудобство, которое Дмитрий испытывал при погружении в лавину новой информации, — невозможность влиять на процесс ее усвоения. Поначалу ему показалось, что он ничего не запоминает; возникло острое желание замедлить скорость перемотки. Но кнопки управления мысленным проектором отсутствовали, и невольный зритель, расслабившись, поплыл по течению новых знаний. Опасения, впрочем, оказались напрасными: он с легкостью извлекал только что усвоенные знания, спокойно оперировал новыми понятиями. «Необходимость перестройки человеческого организма для перехода на другую энергетику — факт, не соглашаться с которым может только полный кретин», — решил он через несколько минут.
Объем поступающей информации продолжал расти, и Дмитрий неожиданно понял, что достигает своего предела. «Человек, кожа которого играет роль светособирающей антенны? Нет!» — завопил он мысленно, вздрагивая всем телом. Сложность выкристаллизовавшейся конструкции вызывала тошноту и головокружение. В голове зашумело, тупая боль сдавила виски. Тело, а вместе с ним и внешний мир, — содрогнулись. Предметы задымились, быстро удаляясь. Убежавшая действительность тут же рванулась навстречу, приобретая привычные очертания.
— Остановись! — закричал Дмитрий.
Он на мгновение представил, что Тромб уже начал преобразование его организма, и его до дрожи в коленках испугала перспектива стать зеленым кристаллическим монстром. Завизжали тормоза, лобовое стекло метнулось навстречу. Он чуть было не врезался головой в пластиковую панель, но в последний момент выставил руки, и это спасло его от неизбежного удара.
— Тьфу ты, черт! — воскликнул Анатолий.
Высовываясь в окно, он громко выругался вслед разбитому жигуленку. Тот появился ниоткуда — прямо из воздуха — и, громко ревя отвратительным сигналом, промчался мимо. Анатолий готов был поклясться, что этой развалюхи не было на дороге еще секунду назад и не могло быть сейчас.
— После случая со столбом я больше смотрю на тебя, чем на дорогу! — прошипел он разгневанно. — Зачем останавливаться? До места минут десять осталось.
— Прости, это я не тебе, случайно вырвалось, — виновато пробормотал Дмитрий, прислушиваясь к себе.
Мир больше не взбрыкивал, тело определенно было прежним — человеческим. Можно расслабиться.
— А кому? — опешил Анатолий. — Слушай, Димыч, может, ты сам за руль сядешь? Я как-то неловко теперь себя чувствую, как будто не на своем месте, — предложил он, но сказано это было таким тоном, что Дмитрий поспешил отказаться:
— Нет! Я почти не умею водить. Практики никакой, да и куда мне до такого профессионала, как ты?
Анатолий хитро прищурился, лукавые искорки мелькнули в глазах.
— Доброе слово и кошке приятно. Сегодня я довезу тебя до места живым, — пошутил он. И после секундной паузы добавил. — Кстати, с этой аварией я совсем забыл про обещание накормить тебя в приличной харчевне. Но теперь уже поздно — проехали. Надеюсь, холодильник в нашей конторе, как всегда, полный.
— Раньше разговор шел о профилактории, о квартире, но не о конторе. С чего вдруг такие перемены? — съязвил Дмитрий.
— Так оно и было… в прошлой жизни, — нарочито серьезно произнес Анатолий. — До того, как я умер там, в раздавленной машине.
— И почему бы не сказать, как все: кафе? Обязательно «харчевня» или, того круче, «едальня», — спросил Дмитрий, удивляясь тому, что помнит каждое слово, услышанное за последние сутки.
— «Кафе», «бистро» — нероднизмы какие-то! — скривился Анатолий, раздраженно махнув рукой. — Ни смысла, ни радости уху.
— Нашел же словечко: «нероднизмы». Это из какого словаря? — проворчал Дмитрий.
— Это, брат, из моего словаря — адаптированного русского, — гордо заявил Анатолий.
— И полусогнутым пальцем в окно! Тоже исконно русская традиция? — Потемкин кивнул.
Поддерживая разговор, он поймал себя на мысли, что произносит фразы лишь для того, чтобы не думать о происходящих с ним изменениях. Возможность получать ответы на любые вопросы, запоминать множество мельчайших деталей, не прилагая никаких усилий, обрадовала его, но мысль о том, что Тромб может управлять его телом, не давала покоя. Не успокаивало даже то, что именно вмешательство Тромба только что спасло ему жизнь.
Анатолий, смотревший на дорогу, неожиданно повернулся и, задумчиво глядя в глаза Дмитрия, спросил:
— Ты думаешь, это случайность?
— Ты о столбе? Конечно, случайность!
— Врать ты совсем не умеешь, — надулся Анатолий.
— Понимаешь, — Дмитрий наморщил лоб, пытаясь подобрать нужные слова. — Если бы мы с тобой решили специально погибнуть под этим столбом, то нам пришлось бы кружить вокруг него всю свою жизнь. И даже тогда вероятность смертельного исхода была бы близкой к нулю. А теперь представь, что мы с тобой могли вообще не заехать в тот район.
Необъяснимым образом он знал не только вероятность падения столба, но и то, как она вычисляется. Множество формул стояло перед его глазами.
— Короче, Склифосовский! — оборвал Анатолий.
— Короче? Получается невероятная вероятность. Случайность.
— Если происходит то, чего произойти не может? Значит, кто-то в этом виноват, — прикрыв ладонью рот, едва слышно произнес Анатолий. — А может, кто-то хотел, чтобы мы погибли под этим столбом?
— А это уже вряд ли. Кто мог заранее знать, как мы поедем?