Вирусный маркетинг
Шрифт:
Обессилев, Натан закрывает глаза и понимает, что ему больше не о чем подумать. Бездонный колодец. Он старается восстановить нить последних событий своей жизни, чтобы не подпускать близко страх. Он напрягается, напрягается снова и снова, но озарение так и не приходит, и ужас превращается в панику. Падение.
«Мари».
Натан рыдает, пытаясь найти воспоминание, за которое можно было бы уцепиться, чтобы удержать равновесие. Вирус уже выходит за пределы его тела, взаимодействуя с раствором из резервуаров. Ящик Пандоры открыт, амниотическая жидкость начинает бурлить, и Натан
Черная трава
ЗАГРЕБ,
11 мая 2008
Скольжу вдоль стены. Упираюсь в парапет и прыгаю на водосточную трубу, которая идет вверх по зданию клиники. Меньше чем через минуту добираюсь до третьего этажа, охранник на посту принимает мои маневры за обычный сквозняк. Удивленный, он даже не пытается выдернуть лезвие, которое внезапно вонзается ему в затылок.
С балкона я проникаю в коридор, ведущий к цели. Второй охранник падает на пол, сигнала тревоги по-прежнему не слышно.
Сверяюсь с циферблатом — у меня осталось всего пятьдесят секунд.
Коридор пуст, бесшумно ступаю по плитам пола.
Сорок пять секунд.
Настороженно посматриваю вправо, шарю отмычкой в замочной скважине. Из-за двери доносится шорох.
«Проснулся».
Тридцать пять.
— Пришлось за тобой побегать, Питер.
Мышцы Сахара напрягаются, он тянет руку, пытаясь нащупать кнопку, включающую сигнал тревоги. Я уже сижу на нем верхом, заламываю руку за спину, выкручивая плечо, и закрываю лицо подушкой, чтобы заглушить крики.
Но не чтобы убить его.
Перерезаю провода сигнализации ножом, потом вынимаю из сумки металлическую коробочку.
«Подарок от профессора Дармана».
Двадцать.
Сахар дрыгает костлявыми руками и ногами, но моя хватка не ослабевает. Я сижу верхом на отце, сосредоточившись на каждом этапе своей задачи.
В коробочке лежит шприц.
Пятнадцать.
Мышцы его шеи вздрагивают, когда игла проникает в яремную вену.
— В память о Натане, Камилле и обо всех остальных.
Надавливаю пальцем на поршень, жидкость вливается в вену.
Десять.
Убираю подушку и, опустив руки, на несколько мгновений застываю, как завороженная.
«Только и всего».
Посреди кровати, под ризой Сахара, бушует вирус. Соприкоснувшись с его ненавистью и безумием, он порождает такие мутации, каких еще не видел никто. Полы его одежды приподнимаются от внезапных толчков, вызванных генетическими трансформациями. На лице и руках появляются метастазы.
Пять.
На губах выступает пена. Воткнутый в шею шприц меняет форму. Волокна мышечной ткани образуют странную сеть, которая начинается у кончика иголки.
Три.
Полупрозрачная сеть превращается в кокон, обволакивающий зараженное тело.
Две.
Между полами ризы прорастает черная трава.
Одна.
У меня не осталось ни секунды.
РИЕЗИ, ЮГ СИЦИЛИИ,
15 августа 2008
— Я могу помочь тебе.
Вот что сказал старик. Мне хотелось есть, и сердце билось не слишком быстро. Было очень душно, но я отказала своему ненормальному телу в возможности потеть.
— Что я получу взамен?
— Мое молчание.
Джон Манкидор задумался на пару мгновений.
— Я без труда разыскала тебя и могла бы убить прямо сейчас, если бы захотела.
— Я нужен тебе.
— Скажи, где. А там посмотрим.
Джон засомневался, но ставки были слишком высоки, и он продолжил.
— Мне не нужна свобода. Для меня она бесполезна. Моя тюрьма — здесь.
Я показала ему толстую, вздувшуюся вену на предплечье, давая понять, что надо мной господствует вирус.
— Тогда изменим правила.
Джон дышал с трудом.
— Идет.
Он протянул мне руку, но я ее не пожала.
— Я могу передать тебе все необходимые бумаги.
Об этом я и не думала.
— Ты должен сдержать обещание, Джон, это в наших общих интересах.
— Как мне с тобой связаться?
— Об этом не беспокойся, старик, тебе никогда не скрыться от моего взгляда.
Я посмотрела на его морщинистое лицо, а затем — на закаленную сталь своих рук. Проследив за моим взглядом, Джон выдвинул ящик стола, достал оттуда картонную папку и протянул мне.
— Скоро увидимся, очень скоро.
Сегодня чудесная погода. В глазах встречных мужчин и женщин читается восхищение моей фигурой. Они бросают непристойные взгляды на мои формы. Мне нравится чувствовать их желание. Почти физически осязаемое. Я угадываю кататоническую дрожь, пробегающую по спинам самых настойчивых из них. Она спускается к низу живота. А потом достигает моего тела, окутывая теплой волной.
Я закрываю глаза. Я вижу.
«Джон Манкидор сдержал слово».
Тогда мужчины и женщины замечают на моей коже пятна. Они внушают отвращение тем, кто подходит слишком близко. Эротическое удовольствие затухает, не достигнув цели. Черная трава рыщет по венам в поисках выхода. Давит на кожу изнутри. Осваивает новые участки. Дщери и сыны Иерусалимские, не смотрите на меня, что я больна. Отцы мои разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники. Моего собственного виноградника я не стерегла. [52]
52
Измененная цитата из Песни песней Соломона, 1:4–5. В оригинале: «Дщери Иерусалимские! черна я, но красива… Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня: сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники — моего собственного виноградника я не стерегла».