Високосный год
Шрифт:
К его-то дому и подъехал бывший опер, уже ближе к полудню, из-за сильного снегопада. Который, правда, был радостно оценен Бегуном. Мол, на руку это нам. Но все-таки, один раз останавливался водитель Волги по дороге к Монголу. Возле уличного телефона. Для того чтобы вызвать такси на два часа дня на ту дачу, где находилась Мария.
Подъехав к дому Монгола, Бегун заглушил мотор и вышел из машины. Через несколько минут он услышал из-за забора, прятавшего подворье от уличных прохожих, громкий мужской бас:
«Какие люди, дорогой начальник-гражданин кум, заходи, заходи, таким товарищам мы всегда рады». И уже тише и ироничнее, когда Бегун открыл калитку:
«Вы
Бегун вошел во двор и, не здороваясь за руку с хозяином, произнес:
«Ты же знаешь, что я больше не работаю в милиции».
«Знаемо, слышали. Так зачем тогда к нам? Не для того ли, чтобы влиться в банд группы? Тогда, милости просим, нам бойцы завсегда нужны».
Прошли в дом, который начинался узким коридором, с разбросанными по нему мужскими ботинками. Бегун сосчитал их. Четыре штуки. Значит, в доме еще двое. Разулся сам и подождав, пока разуется хозяин, вошел на кухню, расположенную сразу за коридором. Там за столом, сидели двое мужчин, по виду весьма похожие на уголовников. В майках и куря приму. У одного из них на груди был изображен тигр с оскаленными клыками.
«Тигриную пасть на советскую власть?», – сказал, обратившись к нему Бегун.
«Все верно, дядя, а сам-то из каких будешь, какой масти?
«Ментовской», ответил за него Монгол.
Сидящие за столом переглянулись, а Монгол продолжил:
«Вы ребятушки, пойдите, прогуляйтесь на улице, да выпить принесите, а нам с дяденькой потолковать надо о делах житейский, да за судьбы людские».
«Денег нема на кисленькое», – отозвался тот, что был с тигриной головой.
«Мне что вас учить, что ли? А ну живее, знаете, что делать», – гаркнул на него Монгол и кинул пустую сигаретную пачку, целясь ему в голову, но не попал.
Когда те мужички вышли, Монгол закурил и, глядя с хитрецой в глаза Бегуну, сказал:
«Начинай, гражданин бывший начальник, слушаем вас».
Ближе к вечеру пьяные представители мелкого криминального круга загружали в Волгу одну дымовую шашку, девять зажигательных бутылок и полтора десятки армейских взрывпакетов. Выпивать с ними Бегун не стал, как его не пытались уговорить приятели Монгола. Он понимал, что делать этого нельзя. И дело не в том, что ему предстоит еще ехать за рулем. Просто, они и из разного слоя общества, да и становиться с ними на одну ступень недопустимо. Нужно держать марку. Потому что потом обязательно начнутся пьяные разговоры, медленно перерастающие во взаимные обвинения ввиду скопившихся обид, опять-таки между их кругами. Ведь известно, что бывших ментов не бывает. Как и бывших зеков. Они бывают лишь временно оказавшимися на свободе, теми самыми прежними осужденными. Как их называл сам Бегун – вольные зеки. Потому и всегда старался оградить от них общество. Появившегося у него в зоне ответственности недавно освободившегося заключенного, он всеми правдами и не правдами стремился отправить его обратно. Потому как знал об уже неизгладимом психологическом уродстве этих элементов. Их моральных ценностях и приоритетах.
Провожая Бегуна, Монгол сказал ему на прощание:
«Удачи, гражданин мент, может, свидимся еще, ну да лучше бы для тебя, чтобы не встречались. Больше не обращайся. Один раз помогаю. И только потому как, непорядочно это с харчами для людей мухлевать, нечего в пайку отраву подбрасывать. Человек доверяет и кушает, а там что? Нечистоты! Не по-людски это». А на последок протянул боевой ПМ со стертым номером, внутри которого была полная обойма. Восемь патронов девяти миллиметров каждый.
На расстоянии с километр от кладбищенской сторожки, в поле, на грунтовой дороге, занесенной снегом, остановилась Волга, когда уже начало темнеть. Из нее вышел силуэт с армейским рюкзаком за плечами и направился в сторону кладбища. Людей на нем не было. Бегун, а это был он, тем не менее, последние метров сто до сторожки прополз ползком по-пластунски, чему хорошо выучился в армии.
Приближаясь к ней, он хорошо рассмотрел, как горит свет в окне. Бегун, спрятавшись за одним из могильных памятников, достал дымовую шашку, привел в боевое положение и кинул рядом с домиком. Медленно дым пополз вверх. Бегун встал в полный рост и, приближаясь к строению, стал одну за одной кидать в него зажженные бутылки с коктейлем, названным в честь одного из министров иностранных дел былых времен. Снаружи домик вспыхнул, залаяла собака.
В ту же минуту из домика выскочили на улицу три силуэта и стали пытаться рассмотреть того, кто же подпалил хату. Двое из них достали пистолеты. Третий же стал пытаться потушить возгорание. Когда Бегун кинул очередную бутылку в сторожку, те двое, наконец, увидев его, стали стрелять. Забежав за одно из старых деревьев, бывший опер выстрелил сам пять раз по стреляющим, в результате чего они попадали на землю.
Бегун подбежал пригнувшись к одному из них. Это был молодой, судя по всему, уже мертвый парень, с до боли знакомым лицом. Боковым зрением бывший опер заметил, как третий человек из этой компании, кинулся в сторону леса. Прицелившись, Бегун выстрелил ему в спину. Тот упал. Стрелок подбежал к нему и добил. Затем вернулся к тому, которого подстрелил, но еще не успел рассмотреть. А, добравшись до него, впал в состояние легкого шока. Это был милиционер Сидоров. Он, лежа на спине с измученным лицом, рассматривал темное беззвездное небо. Быстро придя в себя, Бегун обратился к нему, в надежде, что тот все же его услышит.
«Как же так, Сидоров, какого дьявола тебе здесь нужно?».
Медленно переведя взгляд на говорившего, лицевые мышцы Сидорова изобразили злую улыбку, а рот нечленораздельно выдал:
«А, это ты. Бегун, Бегун. Не думал я, что так получится».
«И я не думал. Зачем ты водил шашни с торговцами тухлых змей, сукин сын?».
«Ты не представляешь, что это за деньги, дурачо…».
Не договорив, Сидоров закрыл глаза, медленно и вяло. Как будто он не хотел спать, а его заставляли. Но было видно, что он хоть и не в состоянии говорить, но еще жив. Перед тем, как Бегун выстрелил ему прямо в лицо последним патроном, изуродовав оное, у Сидорова перед глазами всплыла картина, где он доказывал группе мужчин, что много людей ему не понадобиться. Он и один сможет взять зазнавшегося бывшего капитана. Ну, максимум, с одним напарником. А потом все пропало в его воображении. Ее поглотила пустая чернота.
Бегун, между тем, закидал оставшимися у него бутылками всё и вся в округе, включая уличный туалет и понесся к машине, в багажнике которой оставалась еще одна бутылка зажигательного коктейля. Через час, оставшаяся без номеров Волга, горела в лесу на опушке, далеко за городом.
Поздно вечером следующего дня, громыхающий железом длинный монстр-змей, уносил в себе куда-то много-много человечков, суету которых хорошо можно было рассмотреть через горящие дырочки в его брюхе. Кто-то накрывал простынь на койку, кто-то читал книжку, кто-то ужинал. Среди этих человечков была одна троица, которую легко можно было принять за счастливую семью. Маму, папу и их дочку. Соседи по вагону часто-часто спаривали у нее самой, как ее звать, больше в шутку.