Шрифт:
Если человеку под сорок, а его все зовут Сашком, значит, жизнь не сложилась.
В четверг, с большого похмелья, Сашок осознал эту трагедию и решил начать новую жизнь.
Но новую жизнь в Москве начинать нельзя. Слишком много знакомых, которые до старости будут звать тебя Сашком и всегда готовы занять тебе очередь в винный отдел.
Размышляя так, Сашок окинул печальным взглядом неуютную комнату в общей квартире и, не поднимаясь с дивана, вытащил из-под него шкатулку покойной мамы, в которой хранились поздравительные открытки,
Но осталось только шесть рублей. Куда делись остальные, неясно. Сашок переворошил все в шкатулке. Пусто. Он достал фотографию. На фотографии он сам, в десятилетнем возрасте, держит за руку старшую сестру Тамару. Потом другую фотографию – на ней та же Тамара, но уже солидная, раздобревшая, с перманентом, с супругом Василием Федоровичем и сыном Колей. На обороте написано: «Дорогому брату Саше, которому всегда добро пожаловать в наш дом. Омск».
Прочтя трогательную надпись, Сашок понял, где будет начинать новую жизнь. В Омске. В доме старшей сестры и ее работящего мужа. Он отложил в сторону фотографии и шесть рублей, а остальное сложил обратно в шкатулку и спрятал на место.
В коридоре зазвонил телефон.
Сашок натянул джинсы. Но не успел выйти – послышался сварливый голос соседки:
– Не выглядывал еще. Дрыхнет… Почему да почему? Гудели они здесь до трех утра. Я уж хотела милицию вызывать. Если бы не память о его покойной маме, царство ей небесное, вызвала бы, ей-богу, вызвала. – И повесила трубку.
Сашок не сразу вышел в коридор. Он увидел на столе у окна батарею бутылок. Все пустые. Вокруг, как дрессированные собачки, стояли рюмки и стаканы. В одном оставалось. Сашок даже взял стакан в руку, но ощутил отвращение к алкоголю. Поставил стакан на место.
Одевшись, Сашок вышел на кухню. Соседка была у плиты.
– Доброе утро, тетя Клава.
Соседка сделала вид, что не слышит. Сашок не обиделся. Понимал, что сам во всем виноват.
– Кто звонил? – спросил Сашок.
Соседка так загремела кастрюлями, словно репетировала в оркестре ударных инструментов.
– Понятно, – сказал Сашок. Включил конфорку, поставил чайник. Достал сахарницу, заглянул. Пустая.
Но просить сахару у соседки не стал.
– Уеду я, – сказал он, – не буду больше тебе жизнь отравлять, тетя Клава. Слышишь?
– И куда же тебя понесло?
– К сестре поеду, – сказал Сашок. – Давно меня зовет. В Омск.
– Нужен ты ей.
– Я себя прокормлю. Специальность есть.
– Чтоб я тебе поверила!
Сашок налил в стакан кипятку, нацедил из заварного чайника заварки, там чуть-чуть осталось.
Соседка со злостью вытащила из шкафа свою сахарницу, поставила перед ним.
– Спасибо. – Сашок взял кусочек, кинул в чай.
– И правильно твоя мать сделала, что скончалась, – сказала соседка. – Чем на такое смотреть…
– Сколько билет до Омска стоит? – спросил Сашок.
– Полсотни в один конец. Как минимум. Ты что, в самом деле собрался?
– У меня шесть рублей осталось. Спасибо за сахар.
– И не думай! Нет у меня денег. Откуда деньгам быть?
– Я, тетя Клава, и не прошу, – сказал Сашок. И в самом деле – откуда у тети Клавы быть таким деньгам? А были бы, не дала.
Сашок вернулся к себе, натянул голубую куртку, кепку брать не стал. Надо было что-то предпринять. Если сегодня не уехать в Омск, хороший город, сибирский, трезвый, где тебя ждут, где тебе рады, то завтра будет поздно. Завтра засосет.
Сашок спустился во двор.
Там было почти пусто – будний день, первая половина.
Только Жора чинил машину незнакомой клиентке. «Жигуленок» стоял, разинув пасть, из пасти торчал зад Жоры, а хозяйка стояла рядом, курила и задавала вопросы.
– Привет, – сказал Сашок.
– Привет, – ответило из радиатора. Оборачиваться Жора не стал, он был углублен в работу.
– Закурить есть? – спросил Сашок.
Жора не успел ответить, как клиентка поспешила достать пачку «Мальборо», протянула Сашку и сказала доверительно, будто у постели тяжелобольного, которому Жора вырезал аппендицит:
– Не отвлекайте Георгия. Он занят.
– Вчера гудели? – спросил Жора.
– Соседка говорит, в три разошлись, – ответил Сашок.
Жора был человеком состоятельным, серьезным, и если бы они не учились когда-то в одном классе, не быть Сашку в его приятелях.
– Что за повод?
– Не отвлекайте, пожалуйста, – сказала клиентка. – Георгию в час уезжать.
– Успеем, не беспокойся, – сказал Жора, распрямился, положил отвертку и щелкнул пальцами. Хозяйка вложила в пальцы сигарету.
Хозяйке было лет тридцать, супермодная. Но смотрела на невзрачного Жору, как смотрят на врача пациентки: «Что хочешь? Деньги? Сердце? Только вылечи!»
Не был бы Жора механиком, к которому трудно попасть, не заметила бы его в метро. Сашок даже вздохнул. Как грустно, если понимаешь людей, особенно с их отрицательной стороны! Ведь сядет через несколько минут в свой «Жигуленок», мигнет огоньком и забудет о Жоре до следующей поломки. Вот она, женская верность.
– Повод был, – сказал Сашок, – уволился я с базы.
– Вроде не жаловался?
– Уволился.
– А что дальше? – Жора спрашивал, не глядя на Сашка, а глядел вроде бы на клиентку, но мимо клиентки, отчего она чувствовала себя неуверенно и нервно. И даже начала передвигаться, чтобы точнее попасть в поле видимости Жоры.
– Начинаю новую жизнь, – сказал Сашок. Получилось торжественно и неправдоподобно.
– Какую же?
– К сестре поеду, в Омск. Ждет меня.
– Георгий, – сказала клиентка, – вы не опоздаете?
Жора отвечать не стал – он лучше знал, спешить ему или нет.