Виток истории (Зарубежная научная фантастика 60-70-х годов)
Шрифт:
Таковы ранние романы Ле Гуин — «Мир Роканнона» (1966), «Планета изгоя» (1966) и «Город иллюзий» (1967). Венчающий эту тетралогию роман «Левая рука Тьмы» (1969) — наиболее философское и художественно совершенное произведение писательницы, вызвавшее бурный читательский интерес и не утихающую до сих пор литературно-критическую полемику.
Планета Гетен (иначе называемая Зимой) с ее причудливыми природными условиями, удивительной биоэволюцией, определившей историю и культуру гетенианцев, предстает в романе как один из самых поэтичных и запоминающихся ландшафтов в мировой фантастике: грустный, обреченный, застывший в ожидании надвигающегося ледника мир… Блестяще выписаны образы главных героев — посланца Генли Аи, человека во всем нам подобного, и гетенианца — мудрого сановника и мыслителя Эстравена, бесконечно далекого от землян по физиологии, биологии, психологии, культуре. Бесконечно далекого — ибо в сознании обитателя Гетена в силу специфики эволюции на планете (гетенианцы однополы) не существует статического противопоставления «черного» — «белому», «прошлого» — «будущему», «эмоционального» — «рациональному»… Те же «инь и янь», да и название иги — неожиданно воплощенная на далекой планете мудрость евнего мыслителя Земли, создателя философии дао: «Свет — в левая рука Тьмы, а Тьма — правая рука Света».
Эта «философская стабильность» гетенианской цивилизации становится тормозом на пути прогресса и в перспективе грозит гибелью. На Гетене, разделенном на весьма несхожие по своему общественному строю государства (тут и некий аналог ностальгирующей, загнивающей феодальной старины, и расчетливый, холодный и циничный мир «капитализма»), общим является одно: стазис, изоляция… И чтобы помочь этому миру обрести себя в союзе с другими, чтобы разрубить эту историческую «змею, проглотившую собственный хвост», прервать веками повторяющийся монотонный круговорот, делает свое нелегкое дело Генли Ай. Ему помогает Эстравен, одним из первых на планете почувствовавший необходимость перемен. Жизнь их не раз висит на волоске, а в финале, когда, казалось, все позади и цель достигнута, Эстравен трагически гибнет. Но как памятник ему и его делу на планету, решившую порвать с вековой изоляцией, садится вызванный Генли орбитальный космический корабле с делегацией Экумена.
После этого романа критики заговорили о появлении фантастики нового типа — фантастики философско-психологической.
Дальнейшие поиски Урсулы Ле Гуин подтвердили предположение о социальной зрелости ее воображения. Выраженные вначале абстрактно-философски, они привели писательницу к осознанию важных истин, непосредственно связанных с окружающей действительностью, с настоящим. Все чаще в ее работах звучит социальная нота. Причем в отличие от большинства своих коллег Ле Гуин не ограничивается лишь критикой существующий буржуазных институтов («Ход светил» (1971), «Лес — вот слово для мира» (1972), но настойчиво ищет позитивную альтернативу окружающей социальной действительности.
В романе «Обездоленные» (1974), разделившем успех «Левой руки Тьмы», и примыкающему к нему сюжетно рассказу «За день до резолюции», миру монополистического капитализма, холодному и эгоистичному, прямо и однозначно противопоставлено общество, построенное на принципах коллективизма и человечности.
Это история двух миров, социально изолированных друг от друга, но поддерживающих «дипломатические отношения» — планеты Уррас (одно из государств которой — олицетворение современной Америки) и ее спутника Анаррес. За двести лет до описываемых событий Анаррес колонизовала группа социальных реформистов с Урраса, последователей социально-этического учения женщины-философа Лайи Одо («одонийцы»). Принцип, по которому живет и развивается общество на Анарресе, воистину фантастичен для западного читателя: «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Это не коммунизм в строгом значении этого слова, но уже, безусловно, коммуна, мир равенства и всеобщего труда на благо общества.
Однако главный герой, гениальный анарресский физик Шевек, наблюдает тревожные, по его мнению, тенденции в своем обществе, хотя мало кто разделяет его опасения. Тенденции те же, что угрожали планете Гетен в романе «Левая река Тьмы»: духовная изоляция, отсутствие перемен. Шевек первым из колонистов совершает путешествие в мир-антипод, на Уррас, чтобы изучить его, попытаться понять. А поняв, отвергает. Вернувшись на родину из мира вещной роскоши и духовной нищеты, Шевек понимает, что мир Урраса античеловечен и исторически обречен. Что будущее за анарресской «коммуной», однако для этого будущего еще надо много работать, многое изменять. Таков вкратце сюжет, но не он определяет тонус романа.
Мир-коммуна на Анарресе представляет собой сложную (несмотря на внешнюю простоту и даже «аскетизм») социально-философскую структуру. В двух словах ее не опишешь, но важно подчеркнуть следующее: несмотря на противоречивость исходных установок писательницы, [12] это, вероятно, первый в американской фантастике пример социально-оптимистического будущего, причем отлитого в безукоризненную литературную форму.
Не все, разумеется, ладно на «планете-коммуне», и подзаголовок романа («Двуликая утопия») ясно указывает на то, что Урсула Ле Гуин далека от идиллического упоения созданной ею моделью. Но в отличие от всех предшествующих утопий, в каком-то смысле вялых и застывших, мир, нарисованный в романе «Обездоленные», молод, здоров, как социальный организм, готов к всевозможным усовершенствованиям. За ним — будущее.
12
На нее, в частности, оказывает влияние и теория утопического «анархо-социализма», отдельные оттенки идеологии «новых левых»… Однако надо отдать должное Ле Гуин: пока она остается на высоте своего таланта, не поддавшись на модные сейчас соблазны «левацкой экстремистики».
Это один из редчайших примеров в американской литературе будущего людей, а не вещей. Столкнувшись с обществом, роскошь и видимое благополучие которого редко контрастируют с суровыми, спартанскими условиями на Лнарресе, Шевек произносит знаменательные слова: «Вы считаете себя богачами, вы имеете, обладаете… Мы — нет… У вас все прекрасно, кроме лиц, вас не видно лиц, а у нас они прекрасны… У вас драгоценности, у нас глаза. Глаза, в которых огонь красоты и величие человеческого духа… Вы думаете, что обладаете вещами, на самом же деле вещи обладают вами». Поразительные слова на страницах американской научной фантастики, воистину «возвращение со звезд» на грешную Землю!
Преувеличением, однако, следует считать высказывания отдельных критиков о якобы «явно марксистской ориентации» последних вещей Ле Гуин. Да и сама писательница так не считает. Мир капитализма отвергнут ею окончательно и бесповоротно, а мир анархо-социалистических коммун внушает очевидные опасения. Потому-то столь смутно, но и неотвратимо ощущение надвигающихся перемен в ее последнем программном рассказе, поэтической аллегории, демонстративно названной «Новая Атлантида»…. Новый мир, угадываемый скорее интуитивно, в виде художественного образа, но — Урсула Ле Гуин верит в это и заражает своей верой читателя! — лучший, более человечный и разумный, медленно поднимается со дна океана, чтобы заменить собою погружающийся в пучину Американский континент, оплот прогнившей, исчерпавшей себя буржуазной цивилизации.
Последние годы проходят для Урсулы Ле Гуин под знаком поисков — впрочем, она не прекращала их на всем протяжении своей творческой деятельности. Уж можно с уверенностью заключить, что объективно она пошла дальше всех своих коллег по пути обретения социальной зрелости. И этот ее собственный путь внушает надежду, что главная истина и главная книга Урсулы Ле Гуин — впереди. Сам же факт появления большого художника, для которого, по словам критика, «единственным политическим устройством… обеспечивающим единство человечества, совокупность социальных отношений, построенных не на принципах эгоизма, является бесклассовое общество», знаменателен для американской фантастики 70-х.
Теперь настала пора подвести итоги. «Время разбрасывать камни — и время собирать камни», — говорил Экклезиаст.
Долгие и бурные пять десятилетий не прошли для англоязычной фантастики бесследно. «Дитя» Гернсбека, отделившись поначалу от основного литературного потока, перестало быть «гадким утенком» литературы Это не механический возврат к исходному состоянию, но процесс объективного диалектического восхождения по спирали.
И это на униженное возвращение «блудного сына». Научная фантастика многому научилась — разобралась в своей специфике, определила свои потенции и задачи, выяснила, наконец, свои границы и тупики. И вот на это-то осознание самой себя, на этот единственный виток диалектического самоотрицания понадобилось полвека. Научная фантастика вернулась на литературную сцену, не только не испытывая «комплекса неполноценности» в отношении большой литературы, но и в ряде аспектов выгодно ее обогащая. Наиболее достойные НФ произведения заняли свое место рядом с высокими образцами философской прозы, повествующей о месте и пути человека. Но на этот раз — во всей окружающей его Вселенной, на все времена — от седой старины до мерцающего неясными бликами будущего.