Витязь чести. Повесть о Шандоре Петефи
Шрифт:
Следом за ним в типографию вступил Йокаи, которого тоже хорошо знали. Несколько человек, чтобы не мешать, поднялись на балкон.
— Имейте в виду, — пригрозил бухгалтер, — что вам придется держать ответ за ваши самовольные действия.
— Как-нибудь ответим, — отмахнулся поэт. — За работу, друзья! — скомандовал он печатникам. — Срочно в набор. — Укрепил на пюпитре текст и заправил бумагу для первого оттиска. — Под мою ответственность и…
— …без цензуры! — донеслось с балкона, где Вашвари, Эгреши и Дэгре, сменяя друг друга, провозглашали постулаты
— Поклянемся, — призвал Вашвари, — что не успокоимся до тех пор, покуда с корнем не выкорчуем тиранию!
— Сейчас набирается первое произведение свободной венгерской печати, — объявил, появившись на балконе, Йокаи.
— Между нами и печатью нет больше иезуита! — подхватил Вашвари. — Там, в типографии, сейчас впервые работают свободно, и через минуту покажется первенец…
И действительно, вскоре первые отпечатанные листки закружились над мокрыми, запрокинутыми к заплаканному небу счастливыми лицами. Навстречу им взметнулись сотни жаждущих рук. Листки скоро намокали и расползались в руках, но, как из рога изобилия, продолжали падать на землю вместе с первым весенним дождем.
— Природа поливает новорожденного святой водой, — прокомментировал Пал Вашвари.
Из типографии манифестанты устремились наконец к ратуше. Советники и бургомистр, заранее оповещенные о приближении несметных толп народа, поспешили широко раскрыть двери залы собраний.
Без лишних слов отцы города скрепили подписями отпечатанный у Ландерера документ, озаглавленный с присущим революции лаконизмом: «12 пунктов». Бургомистр сам вынес на площадь скромный листок, обретший отныне силу закона.
«Все получается, все удается, — горел лихорадкой поэт. — Только б не потерять уверенности, не сбить шага…»
— На Буду! — скомандовал он, сбегая по гранитным ступеням городской ратуши. — Без промедленья!
Неведомыми путями распространился слух, будто навстречу идут войска.
— Оружия! — потребовали отдельные голоса. — Оружия!
Но поздно было вооружаться, да и не рассчитывал никто, хоть такая опасность и существовала, на кровавое столкновение.
Петефи оглянулся, но не встретив ни одного испуганного взгляда, махнул рукой в сторону Дуная.
— Вперед, вперед! — задыхаясь на бегу, обогнал его Вашвари.
— К Наместническому совету! — передавался громогласный призыв. — Откроем двери тюрьмы, освободим Штанчича!
Летний мост еще не был наведен, и демонстранты начали спешно захватывать лодки.
— Сначала депутацию! — распорядился Вашвари, первым достигший набережной.
— Изберем депутацию! — подхватили студенты-медики, помогая навести хоть какой-нибудь порядок. — Не переполняйте лодки, господа, это опасно…
— Петефи! — прозвучало сразу в нескольких местах.
— Шамуэль Эгреши! Мате Дьюркович! Габор Клаузал! Леопольд Роттенбиллер! — посыпались имена. — Лайош Качкович! Пал Няри!..
— Не все сразу, господа, по порядку, пожалуйста, по порядку!
— Пал Вашвари!
— Гашпар Тот!..
— Гашпар Тот? — повторил Петефи за кем-то знакомое имя, ища глазами славного мастера, пожертвовавшего тридцать полновесных пенгё на его первую книгу.
— Здорово, парень! — хлопнул его по плечу старый портной. — Мы еще поживем.
— Я твой должник! — весело отозвался поэт. — Никогда не забуду.
— А как же, — ухмыльнулся в усы дядя Гашпар. — В лодку, малыш, а то для нас не останется места…
Теперь, когда на мутных от ливня дунайских волнах качались десятки утлых суденышек, крепость могла открыть огонь и разом покончить с мятежом. Если Наместнический совет и вправду решил выставить перед народом войска, то это лучше всего было сделать в Буде, где все ведущие в город дороги отлично простреливались с высоты.
Генерал фон Ледерер, командующий гарнизоном, вывел солдат из казарм и скомандовал: «Заряжай!» Были приведены в боевую готовность и крепостные пушки, возле которых застыли фейерверкеры с зажженными фитилями. Однако решающей команды так и не последовало. Помогли слухи, распространявшиеся в венгерских столицах с непостижимой быстротой.
— Весь Пешт на ногах, экселенц, — докладывал генералу шпик, не потрудившись даже переправиться на другой берег. — Сюда движутся несметные полчища, многие вооружены… Я слышал, — добавил он простодушно, — будто Петефи держит на Ракошском поле сорок тысяч крестьян с наточенными косами и цепами.
Почему-то последнее сообщение, воскресившее давний призрак «Восстания башмака», произвело на Ледерера особо сильное впечатление. Вернув солдат в казармы, он распорядился погасить фитили.
А лодки, между тем, все прибывали и прибывали. Высадив очередную партию, отправлялись на пештский берег за новой. Когда у подножья горы Геллерт скопилось несколько тысяч повстанцев, депутация двинулась вверх, к Наместническому совету.
Наместник, которому доложили о подходе «возбужденной черни», приказал войскам на провокации не поддаваться и никаких препятствий народным уполномоченным не чинить. Не зная, какой прием приготовила венграм имперская Вена, он мудро предпочел не ссориться с ними здесь, в их собственном доме.
После короткого совещания Наместнический совет принял все требования восставших. Тюремные вахмистры получили указание открыть двери камер.
Петефи, размахивая коптящим факелом, первым ворвался в тюремный коридор, где, вытянув руки по швам, жались к стенам перепуганные надзиратели.
— Где Штанчич?! — гневно подступал он к ближайшему, рассыпая смоляные искры. — Штанчич!
— Извольте сюда, — гремя ключами, бросился указывать дорогу старый служака. — Направо, прошу…
Смахнув с откидной доски глиняный кувшин с водой и заплесневелую корку, Штанчич, до неузнаваемости обросший волосами за долгие месяцы ожидания приговора, сам распахнул окованную железом дверь.
— Я здесь, братья! Кто меня звал?
— Михай Штанчич! — Молодой человек в развевающемся плаще, отшвырнув пылающий факел, заключил его в тесные объятия. — Вы свободны! За вами пришел народ…