Витязь в медвежьей шкуре
Шрифт:
Я и в фильмах не люблю избыточный реализм, а тут наяву такой кошмар. Впору самому без чувств упасть…
Но судьба распорядилась иначе.
Пока я рефлексировал над трупом, тот покачнулся и брякнулся о землю всем надетым железом. Не услышать такой грохот могли разве что безнадежно глухие. Добрая половина стрелков оглянулась и… застыла. Даже отсюда было видно выражение ужаса, проступающее на их лицах.
Ну, я не настолько мнителен, чтобы приписать подобный эффект своему внешнему виду, скорее — здесь, как в некоторых восточных странах, принято казнить слуг, не сумевших защитить господина. Поэтому следовало ожидать, что они попытаются хотя бы отомстить за его смерть. Труп убийцы
Теперь лица желто-черных ратников не просто побледнели, а превратились в пепельные маски. Какое-то мгновение они смотрели на меня, пребывая в оцепенении, но когда с руки их мертвого сеньора с дребезжанием свалилась латная перчатка, все это воинство ломанулось прочь, бросая колчаны, луки и самострелы и оглашая лес нечленораздельными воплями.
Произносимые при этом слова показались знакомыми, но вслушиваться в текст я не стал, поскольку сам бросился наутек, только в противоположном направлении. Правда, во всеоружии и — не выпуская из рук страшный «трофей».
В последний миг что-то щелкнуло в подсознании, что мертвый рыцарь мне еще нужен, а боксер, который игнорирует голос интуиции, долго не попрыгает. И это относится не только к рингу.
Одно хорошо, инстинкт самосохранения, именуемый еще жаждой жизни, заблокировал напрочь все иные мысли и ощущения. В том числе и рвотный позыв.
Попросту говоря, глядя на непреднамеренно убитого человека, блевать меня больше не тянуло. Даже не пришлось убеждать себя, что он был плохим парнем, и его смерть спасла многие жизни людей более достойных. И очень хорошо, поскольку, глубоко копаясь в нравственных рассуждениях, российский интеллигент, даже с физико-математическим уклоном, способен убедить самого себя в чем угодно. А доспехи благородного дона Руматы Эсторского мне как-то ни к чему. Ну не по Сеньке шапка и, уж извините за пафосность, — не по плечу крест…
Вот загнул! Видимо, шок все-таки не прошел бесследно.
И я как наяву услышал голос Фомы: «Ну, ну! Хорош себя жалеть, парень! Соберись! Держи удар! Это только первый раунд. Не подведи…»
Отбежав еще на километр, остановился и прислушался.
Тишина…
В том смысле, что никакие посторонние звуки к обычному лесному гомону не примешивались. Похоже, нервишки сдали у всех лучников, и никто из «полосатой» гвардии в погоню не бросился. Значит, и мне можно передохнуть. Тем более место подходящее подвернулось. Полянка, не полянка — так, проплешина в десяток шагов, большей частью поросшая земляничными кустами.
Глядя на густую россыпь ярко-красных ягод, я мгновенно почувствовал голод. Ой, не вовремя! Наесться земляникой досыта невозможно в принципе, как и семечками. Разве что из ведра и половником. Но и уйти, не забросив организму в топку хоть горсть-другую, тоже глупо. Где тут для меня накрыт следующий дастархан [20] — никто не знает. А если и знает — мне доложить позабыл.
Я бережно, словно ему это было важно, уложил труп под деревьями, на краю полянки, там же оставил дубину и шкуру, а сам опустился на колени и принялся собирать ягоды.
20
Дастархан— скатерть прямоугольной формы, на которую выставляется еда, у тюркских народов Средней Азии.
Вот кто мне объяснит: зачем Господу понадобилось создавать такую мелюзгу? Он что, изначально планировал заселить Землю пигмеями и только в процессе Акта творения передумал? Это же надо быть ювелиром и сапером в третьем поколении, чтоб с первого раза ухитриться выловить ягодку из листвы и донести до рта. При этом не превратив ее в капельку сока на пальцах. Да проще уж вместе с листвой есть. Кстати, а листва тоже вполне съедобна. И на вкус ничего.
«О чем это я сейчас?!»
Мысль едва прорвалась в сознание сквозь довольное чавканье и урчание, и мне с трудом удалось остановить собственные руки, проворно и жадно отправляющие в рот земляничные кусты. Целиком… Зато челюсти не прекратили жевать, пока не перемололи последнюю порцию, и только после этого замерли в недоумении.
«Ё-моё! Что за фигня, Степан?!»
А ведь и в самом деле, как изящно выразилось мое подсознание, фигня! Нет, положим, поесть я всегда любил, но чтобы пастись, как корова — это явный перебор. Надо же как-то держать себя в руках. Я человек, или где?
«А кстати?! — мелькнула очередная мысль. — Не пора ли и в самом деле взглянуть правде в глаза?»
— Это ты к чему? — возмутился я вслух. Но ведь спорить с самим собой тухлый номер. Особенно когда один из нас точно прав.
Человек устроен так, что любые, даже самые очевидные, но неугодные ему факты может игнорировать достаточно долго. Пока что-то не нарушит искусственный статус-кво. И вот тогда хлынувшая лавина с легкостью сметет любые преграды и либо погребет под собой, либо — если сумеешь удержаться, вынесет на новый уровень.
К примеру, пока ходил, не обращал внимания, а на бегу сразу почувствовал, что со мной определенно что-то не так. Сил вроде не убавилось, а передвигался я как на тренировке, когда Фома гонял меня по залу, усадив на закорки кого-то из одноклубников, или — оседлав лично. Это что, я от пары выпитых накануне жестянок пива так потяжелел?
Кроме того — ботфорты. Ведь я сразу заметил, что они как минимум в полтора раза больше, чем сапоги моего размера. И тем не менее пришлись впору. Более того — точно по ноге. Вопрос? Еще бы!..
Ветки над тропинкой, которые я то и дело задевал головой?
«Кстати! — вспомнил вдруг. — Я ведь уже в пещере начинал пригибаться, хотя раньше до потолка и рукой не доставал!»
А дерево, которое едва не выкорчевал, всего лишь упершись в него спиной?
Да и покойник…
Я перевел взгляд на мертвого рыцаря.
В общем, у музейного сторожа, если он не последний соня, имеется множество возможностей для самообразования в самых различных и неожиданных аспектах человеческого бытия. Достаточно немного любопытства, умения читать и сопоставлять.
И, как «художник художнику», [21] я мог со всей ответственностью заявить: этот человек не карлик. Слишком уж пропорционально он был сложен. Жаль, из-за отсутствия лица, я не мог достоверно установить возраст рыцаря, но вряд ли золотые шпоры тут носят с самого рождения. Да и историки вполне солидарны в этом вопросе. Я имею в виду средний рост средневековых мужчин. Поэтому, если допустить, даже с большой погрешностью, что его рост около полутора метров, а я ровно в два раза выше, то…
21
Цитата из романа «Двенадцать стульев» — «Киса, я хочу вас спросить, как художник — художника: вы рисовать умеете?»