Витязь в овечьей шкуре
Шрифт:
Покровский засопел и спросил:
– У вас есть улики?
– Нету. Это чистая психология! Вот вам не нравился Козлов, верно? А мне не нравится ваш лучший друг. Отдайте мне должное – обвинять вслух я его не стала.
– Я знаю, почему вы против него ополчились! Он наверняка к вам клеился.
– Да ничего подобного.
– Когда я сел в машину, он рассердился,
– Полагаю, он просто хотел вытащить из меня информацию. Когда я припугнула Козлова тем, что скоро все раскрою, Стас тоже испугался. Он написал то письмо и перетрусил – вдруг я каким-то образом об этом узнала и решила, что убийца – он сам?
В это время к дому подъехал автомобиль, и через минуту на пороге появился Коля Лесников – весь в белом.
– Здрасте! – сказал он. – А Марина как, готова? Вы ведь ее отпустите со мной? Я у отца специально машину взял. Пить не буду, даже шампанское. Так как – отпустите?
– Отпущу, – зловещим голосом ответил Покровский, добыв из кармана лесниковскую писульку. – Если ты объяснишь мне вот это. Что это, черт побери, ты такое тут изобразил?
Коля бросил взгляд на записку и смутился.
– Это, Андрей Алексеевич, ничего. Это я просто мечтал. Мне безумно хочется завоевать вашу дочь, а как я это сделаю? Я всего лишь аспирант...
Покровский немедленно оттаял и похлопал Лесникова по плечу:
– Ничего-ничего, ты парень талантливый, у тебя еще все впереди.
– Андрей Алексеич! – позвал из кухни Генрих. – Можно тебя на минутку?
– Извините, – бросил Покровский и отправился на зов.
Генрих стоял возле мойки и протирал стаканы.
– Андрей Алексеич, тебе ничего не надо? Я бы пораньше лег спать – столько впечатлений, голова кругом.
– Конечно, ложись. В чем проблема?
– Ну... Может, вам с Натальей чего нужно приготовить на вечер? Поесть, попить?
Нам хватит друг друга, – заверил его Покровский.
У тебя любовь, я понимаю, – вздохнул проницательный Генрих. – И Наталья на тебя запала – сразу видно. Только намучаешься ты
Ну нет, Генрих, – покачал головой Покровский. – Возможно, мне сегодня придется действовать в два раза решительнее, но напиться я ей не дам. Ты плохо представляешь себе, в какого монстра она превращается пьяная. Сначала ее будет тошнить, а потом она примется исполнять песни из кинофильмов.
Мы поедем, папа! – крикнула из холла Марина. – Иди нас проводи!
Покровский пошел их провожать и, заперев за парочкой дверь, прямым ходом направился к музыкальному центру.
Включу романтическую мелодию! – сообщил он Наташе, которая стояла посреди комнаты, сложив руки на груди. – Мы с вами даже можем потанцевать. Погасим свет и крепко обнимемся. И когда вы совсем расчувствуетесь, я вас поцелую.
Вот уж дудки! – заявила она мстительным тоном.
– Что значит – дудки?
– Помните, я умоляла вас меня поцеловать, а вы отказались?
– Отказался?
– Категорически отказались.
– Я был не в себе.
– И я вас предупредила: чтобы вы больше никогда не смели поднимать этот вопрос! Я останусь верна своему слову.
– Бесповоротно? – уточнил Покровский.
– Да. Тем более что вы испытываете по отношению ко мне благодарность. А если у мужчины к женщине возникает благодарность, больше никакому другому чувству между ними уже не бывать.
– Но вы сами говорили о бурном море! О том, когда плот несет невесть куда...
– Забудьте про плот, – отрезала Наташа, с удовольствием предвкушая, как весь вечер и всю ночь Покровский будет добиваться поцелуя.
– Забыть? – переспросил он. – Как это жестоко с вашей стороны.
После чего он повернулся в сторону кухни и крикнул:
– Генрих! А не выпить ли нам по рюмочке коньячка на голодный желудок?