Витязь
Шрифт:
Корабли подходили к острову. «Ворон» то и дело вырывался вперед, но «Рысь» снова нагоняла его и шла вровень. Береговая линия была видна как на ладони. Широкие полосатые паруса, наполнясь ветром, натужно гудели.
– Мы обгоняем волну! Хороший ход.
Стурлауг промолчал, разглядывая прибрежные скалы. На одном из утесов выделялись неподвижные фигуры в белом. Их присутствие настораживало. Ингольвсон почувствовал в своем сердце пробуждение гнева. Он отметил про себя это ощущение и по-волчьи оскалился.
– Они знают, зачем мы идем, Хаген.
– Конечно, – воин хлопнул рукой по изогнутой балке, венчающей нос шнеккера. На ее конце, на фоне низких туч зловеще вырисовывалась искусно вырезанная из дерева голова ворона. – Жрецы знают наши обычаи, – Хаген
– Тогда почему не видно воинов? Вряд ли они отдадут нам свое добро без драки. К тому же это было бы скучно. Побывать в Великом Бьярмаланде [10] и не подраться!
10
Великая Биармия, Бьярмаланд – так в древности называли земли северо-востока нынешней России от Северной Двины до устья Оби.
Хаген засмеялся. Морские брызги украсили его сияющим ореолом. Он был молод и красив, женщины боготворили его, а впереди ждал бой – что еще нужно мужчине? Стурлауг немного позавидовал его беспечности. Его собственная юность была позади. Вот и сын уже воин…
– Отец, ведь это храм Имира. Не отомстят ли боги?
Не так уж и беспечен Хаген. Стурлауг фыркнул, словно тюлень, – сын удивил его.
– Плевать мне на этого выродка! Мои боги – Один и Тор! Разве не Один в древние времена убил Имира?! Один – мой бог, а Имир – труп! Когда я боялся мертвых?
Хаген пожал плечами. Доспехи звякнули. Стурлауг некоторое время пристально разглядывал лицо сына, ища признаки слабости, и, не найдя их, отвернулся.
– Ну а если они попробуют колдовать, – он выразительно погладил лезвие секиры, – у меня найдется кое-что в ответ.
Хагену показалось, что отец все же хорошо сознает опасность предприятия, в которое он ввязался, и последняя фраза была им сказана скорее для себя. Сын Стурлауга был молод, но он уже – Хаген Молниеносный Меч, а прозвища, подобные этому, хирдманы давали редко. Обычно эти прозвища были скорее ироничными, чем уважительными. Как отцовское – Трудолюбивый.
Непревзойденному искусству владения оружием Хаген Стурлаугсон обучился в Ирландии. Но это было давно. Канул в туман прошлого тот день, когда встали из-за окоема прекрасные берега Зеленого Эрина и Хаген встретил свою первую любовь… Он тряхнул головой, прогоняя видения.
Остров был уже совсем рядом. Шпили и купола огромного храма скрылись за береговыми утесами. Только самый высокий из шпилей серебряной иглой пронзал низкие клубящиеся облака. Отец прорычал команду, и рей с парусом опустили на палубу. Воины налегли на весла, и корабли, лавируя между каменными глыбами, торчащими из вспененных волн, проскользнули к берегу. Едва киль заскрипел по песку, Хаген прыгнул за борт. За ним, лязгая оружием, посыпались воины. Вода была холодной, но он не обратил внимания. Волны толкнули его к берегу, и он двинулся вперед, держа в каждой руке по мечу. Справа и слева от него хирдманы привычно смыкали щиты. Отец каким-то невероятным образом оказался впереди, и его широченная спина, облитая сталью кольчуги, маячила перед глазами.
Под ногами заскрипела галька. Волны в последний раз лизнули ноги и отступили. Скалы приблизились. Пятеро людей в белом исчезли со своей скалы, чтобы появиться прямо посреди пляжа шагах в тридцати от викингов. Хаген видел жрецов через прорези в полумаске своего шлема. Что-то в их позах говорило – они не боятся. «Как это они так быстро?» Сердце как-то странно толкнулось в груди и замерло. Словно услышав этот толчок, стоявший впереди других седой жрец поднял руку. Ее ладонь была обращена вперед, и Хаген почувствовал непонятную слабость, – как будто воздух перед ним уплотнился, становясь непроницаемым. «Уходи! Возвращайся домой! Здесь смерть!» – тяжелые, чужие мысли тяжкими каплями падали в душу. Хирд остановился, словно упершись
– Чего вы ищете здесь, дети Отца Дружин? [11] Ежели жизни – возвращайтесь домой и живите! Если наживы и смерти – умрете сами!
Голос у жреца был зычный, словно у глашатая на тинге. [12]
– Не пугай, седатый! – голос отца звучал тихо, но вовсе не казался слабым. – Мы уже здесь и уйдем только с добычей. Если не будешь упираться – мы даже не станем сжигать твой храм. А будешь – пеняй на себя.
– Вы – как разбалованные дети! – казалось, что жрец обращается не к вооруженным до зубов викингам, а к нашкодившим ребятишкам, и от этого становилось не по себе. Старик явно не относился к ним всерьез. «Что же за сила стоит за его спиной?» [13] Хаген спиной чувствовал, как распространяется неуверенность среди хирдманов. Они еще не сталкивались с подобным противником.
11
Отец Дружин – бог Один.
12
Тинг – народное собрание у скандинавов.
13
Надо отметить, что наши предки, в отличие от нас с вами, воспринимали мир иначе. Магия для них была некой обыденной данностью. Вселенная – переполнена волшебными существами и могущественными Божествами. Но не стоит упрекать предков в глупости или наивности – ведь бежите же вы к экстрасенсу, если врачи не могут вас вылечить. В те времена люди были не менее практичны, чем сейчас, иначе как бы они завоевали и освоили всю планету?
– Чтобы баловни образумились, их нужно пороть, – старик кротко улыбнулся. – Это последнее предупреждение! – Он поднял левую руку ладонью вверх, словно собираясь метнуть невидимое копье.
Утонувший в облаках шпиль внезапно охватили пляшущие багровые отсветы, как если бы во дворе храма был разведен огромный костер. На скалах возникла и подняла луки шеренга стрелков. Затем раздался гулкий удар, сопровождаемый звуком, похожим на взвизг лопнувшей тетивы, и в небо взвился большой круглый сосуд, оставляющий за собой полосу белого дыма.
– У них метательные машины!
Воины упали на колено, прикрываясь щитами. Их тела отбрасывали на камни странные рыжие тени. Дымящийся снаряд со свистом пронесся над пляжем и с грохотом ударил в гордо изогнутую грудь «Ворона». Корабль исчез в раскаленном вихре. Пылая, полетели в стороны клочья обшивки. Тяжелая мачта, кувыркаясь как пушинка, взмыла к облакам, замерла на миг и со свистом обрушилась вниз, вонзившись в гальку у ног хевдинга. По ней змеились и таяли искры.
Греческий огонь?! Нет, – что-то пострашнее! Хаген никогда не слышал, чтобы тайное оружие ромеев могло совершить подобное. Сжечь – да, но не разметать в клочья корабль. В этот миг он почувствовал жаркую волну гнева, пришедшую из глубин его существа, и понял, что не боится чудовищной силы, которая служит старому колдуну. Словно со стороны, он увидел свои руки, вскидывающие клинки мечей над головой. Из груди исторгся свирепый рев, слившийся с воем хирдманов. Оружие загремело о щиты, и спала, как дурной сон, пелена, удерживавшая людей на месте.
Глаза седого жреца широко распахнулись. Этого – не может быть! Мысль повисла в пустоте. Он потянулся, чтобы снова подать сигнал, но опоздал. Вождь варваров уже метнул свою секиру.
Это был невероятный бросок. Оружие летело не по дуге, как это обычно бывает. Оно шло прямо, словно пущенная в упор стрела… И с хрустом врубилось в широкую грудь жреца, защищенную лишь тонкой тканью. Изо рта старца хлынула кровь. Он с недоумением посмотрел на рукоять секиры, торчащую из его тела, и упал навзничь.