Виват, Романовы! Часть IV
Шрифт:
Александр. Нет уж… Чтобы у меня на лице растительности осталось больше, чем на голове?
Перекрутка.
Александр и Павел сидят на полу и играют с собачками.
Александр. Я вернулся в Россию и обнаружил, что тут всё не так, как было, когда я уезжал. А самое главное: за время моего отсутствия я потерял любовь народа. Возможно, кто-то пустил очередной грязный слух обо мне. О том, что я переехал жить в Европу, потому что тут ничего не
Павел. Неужели?
Александр. Да! В Европе я познакомился с одной женщиной… необычайно интересной. Её зовут баронесса Крюденер. Она вообще много чем занимается, но одно из направлений её религиозной деятельности посвящено как раз сообществу Христа. Точнее, его последним дням. Она там и предсказывает всё, что было и что будет. В случае нашей семьи это очень полезный навык. Главная цель – это восстановление истинного учения Христа и реорганизация церкви. С этой же целью я выступил инициатором создания Священного союза в Европе. Я очень нагрешил там с Наполеоном и теперь хочу искупить свои грехи.
Павел. Я что-то не пойму… Ты сказал, что тебя посвятили в масоны.
Александр. Ну да. Я вам только что и рассказал о своём вступлении туда.
Павел. В масоны?
Александр. Ага.
Павел. То, что ты описал – это не масоны. Это мормоны.
Александр. А это разве не одно и то же?
Павел (рука– лицо). Нет, тебя вообще как одного на улицу выпускают?! Тебе лишь бы куда-то вступить! Что такое с тобой?
Александр (задумчиво). Не знаю… Может быть, мне не хватает душевной близости с кем-то?
Павел. И поэтому ты путаешься бог знает с кем?
Александр. Знаете, я всегда поражался вот чему! Вот вас мало кто любил на моей памяти. Я бы сказал, что там по пальцам можно перечесть. Но те, кто любили… они любили вас так, как я мог бы только мечтать. Если бы хоть кто-то любил меня так, как вас матушка, или Екатерина Ивановна… или Куракин.
Павел (недоумённо). Не понимаю. Я всегда считал, что ты пользуешься большей любовью у людей, чем я. Причём у всех.
Александр. Не совсем так. Я всем нравлюсь. Это другое. Это не любовь. Любовь – это душевная близость. А со мной все стремятся вступить разве что в физическую. Это приятно, конечно, но это не то. Этого мало.
Павел. Не знаю, что тебе сказать. Я никогда не знал, как завоёвывать любовь. Но я рискну предположить, что для того, чтобы вызывать любовь, надо самому кого-то любить. Кого ты любишь?
Александр. Ну, я любил бабушку, матушку, вас… Иногда… Костю, сестёр, братьев… (Оживлённо.) Вот кроликов ещё очень полюбил.
Павел. Это не то. Это твоя семья. Любишь ли ты кого-то за её пределами?
Александр молчит.
Павел. Тебе нужны дети. Тебе уже пора. У меня в твоём возрасте уже восемь было.
Александр. Хочу вам признаться. С одной стороны, я очень хочу детей… с другой – я боюсь.
Павел (удивлённо). Детей? Да ты что, они такие милые и совсем не опасные!
Александр. Нет. Боюсь, что они вырастут, перестанут быть детьми и решат меня свергнуть.
Перекрутка.
Павел и Александр пьют чай с сухариками.
Павел (вычёсывая собачку). Ну и как тебе жизнь в Европе?
Александр. У них, конечно, много чего можно почерпнуть полезного. Но мне почему-то кажется, что мало что из этого подходит для России.
Павел. Полностью согласен.
Перекрутка.
Александр и Павел сидят за столом. На столе разложены бумаги. Пишут.
Александр. Но вообще я недоволен тем, как себя ведут со мной… Вообразите, каждый считает едва ли не своей обязанностью высказать мне своё несогласие со мной! Даже кучер Елизаветы Алексеевны! А Николай Иванович Карамзин, прислав мне заметки по готовящимся к печати восьми томам Государства Российского, сделал приписку о том, что мне надобно наладить отношения с Елизаветой Алексеевной! Такого же мнения придерживается и её кучер. (Возмущённо.) Посоветуйте, вот что мне с ними делать?
Павел. Высечь их всех и отправить в Сибирь пешком. Ну или можно не сечь. И не в Сибирь. Можно лишить всех званий и наград и сослать в деревню. Кроме кучера.
Александр. Как тогда наказать кучера?
Павел. Ну, не знаю. Что-то для него непосильное и непривычное надо придумать.
Александр (задумчиво). В графья мне его, что ли, произвести? А потом разжаловать… Это, по-вашему, справедливо и правильно?
Павел. Ты спросил, как бы я сделал, а не как правильно. Откуда мне знать, как правильно? Я не император. Ты император, тебе виднее. Ты можешь делать, как считаешь правильным ты. (Недовольно.) Не отвлекайся! Пиши дальше!
Пишут.
Перекрутка.
Павел дремлет в кресле, укрывшись пледом. На коленях спит собачка. Александр ходит по комнате.
Александр. А ещё Николай и Миша интересуются… О вас спрашивают. А я не знаю, что отвечать. Сказать по правде, у меня и у самого к вам много вопросов.