Шрифт:
«Боже, как орут птицы за окном! Интересно, который час?
Янина Ивановна оглядела комнату. Она вставала с постели не раньше восьми утра, предварительно помахав в воздухе руками и ногами. Теперь, на пенсии, можно было позволить себе делать зарядку не торопясь, без угрызений совести, что она куда-то опоздает или что-то не успеет.
«Да нет, какая зарядка, рано еще! Солнце только что встало», – подумала
– А ну, кыш! Разорались тут! – крикнула в окно Янина Ивановна. Черно-серые простецкие воро’ны, хабалистые и горластые, как базарные торговки, гоняли за окном большого иссиня-черного во’рона.
Ворон лениво перелетал с ветки на ветку и презрительно поглядывал на хулиганок. Наконец уселся на подоконник и принялась с достоинством чистить перья.
Янина Ивановна вздохнула и отправилась на кухню варить кофе. Врачи, обсуждая с ней диету, настаивали на овсянке. Можно подумать, они сами варят себе кашу в шесть утра! В столь ранние часы мысль о каше вызвала у Янины Ивановны отвращение. Она сделала бутерброд с сыром, порезала на блюдце маленькую буроватую помидорину и поставила на стол плошку с горсткой блестящей, тщательно вымытой черешни. Лето все-таки!
Ворон внимательно наблюдал за Яниной Ивановной, сплевывавшей черешневые косточки в изящное блюдце. Цепкий взгляд пернатого хищника нацелился на кусок сыра. лежавший на тарелке. Женщина вздрогнула и прикрыла бутерброд рукой. Ворону это явно не понравилось. Он недовольно каркнул и стукнул в окно большим черным клювом.
– Ладно, лови! И проваливай, куда летел, – буркнула дама.
Ворон ловко подхватил ломтик сыра, брошенный из форточки, и плюхнулся на старую липу напротив окна Янины Ивановны.
Женщина улыбнулась. Роли в известной басне поменялись с точностью до наоборот! Плутовкой оказалась не лиса, а птица, ловко выклянчившая у нее кусок чеддера.
– Надо написать об этом пернатом наглеце Борису, – подумала Янина. – Пускай посмеется!
Борисом звали ее друга по переписке. Они обменивались посланиями уже больше десятка лет, однако, как сейчас говорят, офф лайн, виделись каких-то два-три раза, не больше. Сотни километров между ее Москвой и его Петербургом, да и невеликая пенсия не позволяли ездить в другой город на выходные, как принято нынче у молодых.
Они познакомились лет пятнадцать назад, когда в электронный журнал, где тогда работала Янина Ивановна, прилетел небольшой симпатичный рассказик, подписанный «Борис Рутман, Санкт-Петербург». Редакторша и автор перекинулись пару раз деловыми письмами, и вскоре оказалось, что на многие вещи они смотрят одинаково. Если бы эти двое были людьми других профессий, то, наверное, переписка вскоре прекратилась бы. Однако писательская привычка складывать слова в предложения сыграла с ними злую шутку. Незаметно переписка сделалась неотъемлемой частью их жизни. Так выпивоха подсаживается на, казалось бы, легкий напиток, к примеру, пиво, если принимает его регулярно и в больших количествах. Вот и у них привычка писать друг другу старомодные длинные письма постепенно переросла в безобидную, однако неизлечимую зависимость. Молодняк давно уже перекидывался короткими фразами в социальных сетях и в мессенджерах, а Янина и Борис год за годом делились подробными размышлениями на волновавшие темы. И он, и она были, так сказать, графоманами в первоначальном значении этого слова, то бишь, маньяками создания текстов.
Когда посланий от одного долго не было, другой начинал волноваться и, наконец, потеряв терпение, писал: «Что случилось? Какие новости?». Ну и дальше, как говорится, «по повестке».
Как ни странно, даже пищевые и кулинарные предпочтения у них были одинаковые. Неудивительно, что переписка, поначалу официальная, постепенно проросла множеством сюжетов и ответвлений. Тонкие, едва заметные нити, перекинутые между ними, постепенно крепли, разрастались, скручивались и через несколько лет стали чем-то вроде прочного, просмоленного каната, завязанного морским узлом.
Как ни странно, ни он, ни она ни разу не попытались перевести переписку в романтическую плоскость. В первые годы их эпистолярной активности Борис был счастливо женат третьим браком, а у давно разведенной Янины не было ни малейшего желания вносить в налаженную жизнь очередную сумятицу. Уединение, возможность писать и читать по ночам ее вполне устраивали, и точка.
Конец ознакомительного фрагмента.