Вкус истины
Шрифт:
Проходящие мимо соседи по пятиэтажке останавливались, долго смотрели на покойного, печально вздыхали и брели дальше. Некоторые оставались. Толпа росла.
Минут через двадцать ещё парень в пиджаке привез на чёрном мерсе батюшку с помощником.
Грузный, с благостным лицом священник качал дымящееся кадило и пел заунывную песню. Бабушки на лавочке подпевали.
Помощник священника аккуратно раздал всем свечечки и салфетки. Люди зажгли оранжевые палочки, салфетками закрыли пальцы от плавящегося воска.
Человек под сотню собралось.
Ровно в час к гробу протиснулся вчерашний усатый БДУ-шник, осмотрел окружающих, перекрестился на священника и объявил громким голосом:
– Господа хорошие! Тело грузим в катафалк. Рядом два места для матушки и супружницы покойного. Остальных прошу в автобусы. С той стороны здания. Выдвигаемся на кладбище. Там обряд прощания. После похорон всех везём в ресторан на поминальную церемонию.
На кладбище гроб снова установили на подставки и, под бдительным присмотром священника, родственники и товарищи покойника подходили к телу и целовали отправляющегося в царство мёртвых Ивана Ильича в бумажную налобную ленту с нарисованным крестом.
Денис заметил в стороне, за могилками, солдат в парадных мундирах с оружием. Так совпало, что хоронят какого-то военного?
Кладбищенскую тишь разбил громкий стук. Один из пиджаков вбивал в крышку гроба семидесятые гвозди. Мама разрыдалась с новой силой. Дедушка Саша приобнял её. Чёрные работники БДУ подняли обитый красным бархатом саркофаг и понесли по узкой тропинке в сторону военных.
Поставили у свежевырытой ямы. Половина солдат, судя по трубам и барабану, музыкантами, раздули печальную торжественную музыку. Усатый положил на гроб флаг России. Чётко свернул пополам раз, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой, седьмой…
Замер.
Бабахнуло. Стреляли одиночными из автоматов. На лицах провожающих сквозь грусть проступило изумление. «Да кто ж он такой был, этот Иван Ильич?!»
Бабахнули ещё четыре раза. Потом гроб на ремнях опустили на дно ямы.
Усатый показал, как кидать землю двумя руками. Застучали по крышке гроба комья. Когда каждый бросил, до верха могилы оставалось совсем мало, и ребята в пиджаках засыпали оставшееся лопатами меньше чем за минуту. Холм сверху притоптали. К раскинувшемуся в изголовье кресту сложили принесённые венки.
– Едем на помины, – напомнил усатый. – Рассаживаемся по автобусам. Никого не забываем.
5. БДУ
В ресторане гуляла военная прокуратура. Предельно вежливый официант шепнул Денису, что начальство не смогло отказать таким серьёзным людям и выделило столик с краю, возле окошек, но люди предупреждены, будут вести себя тихо, с почтением к покойному.
Денис пожал плечами. Надо так надо. У окошек грянул раскат хохота. Случайные соседи травили анекдоты. Усатый БДУ-шник вскинулся, подошел к восьмёрке солидных мужчин, тостующих за здоровье юбиляра, и вежливо заметил:
– Господа, тут поминки. Нельзя ли, дабы смягчить нелепость ситуации, попросить вас на часок прервать праздник и присоединиться к скорбящим. За наш счёт, разумеется. Ну или выйти на небольшой перекур.
Голос Левона Игоревича был искренен и бесконечно мягок, но Рубикон между социальной адекватностью и забрезжившей в небесах Вальгаллой к тому мгновению истаял в спиртовых парах, и человек в широко распахнутом кителе с полковничьими погонами и расстегнутой на все пуговицы рубашке решительно поднялся навстречу Одину, опрокидывая стул.
– Ты кто такой?! – грозный вопрос был определенно риторическим и не прервал скорбного молчания усатого. – Я тут с ребятами! У нас весело. А ты с поминками. Столовок мало? Чего в ресторан припёрся. Премию дали? Езжай, я тебе ещё пять тыщ дам!
Вытащил из кармана красную бумажку и швырнул в сторону Оганова.
– Да нет же, – Левон Игоревич, даже не посмотрел, куда упала купюра, – руководитель ресторана ошибся, – он поморщился в сторону официанта. Понимаете, человек погиб в пятьдесят. На работе. Мы заплатили за весь зал. Но я не прогоняю. Просто присоединяйтесь к нам. А потом продолжите мероприятие.
Полковник хряпнул водочки, крякнул, и со словами:
– А ну пошел, пошел отсюдова, не мешай людям! – воздвиг валявшийся стул и уселся сверху.
– Последний раз прошу, – голос усатого стал холоднее жидкого азота, – Христом Богом, Спасителем нашим прошу. Господа, ступайте перекурите, пока люди скорбят.
Между тем в зал прибывали всё новые участники похорон. Они вымыли руки внизу, как это положено после кладбища, и шли к поминальным столам.
Полковник посмотрел с удивлением:
– Слышь, Розенбаум, сейчас впаяю тебе арест за нападение на серьёзных людей, будешь руки целовать, чтоб смягчили. Я добрый, но терпение может и того… лопнуть. Куда летишь, Рассея! Быдло распустилось! Толерасты, б… говноеды пархатые!
Левон Игоревич посмотрел на парней из БДУ и коротко кивнул. Мужчина с седыми висками, что приходил вечером, сразу метнулся вниз.
– Дорогие гости, – Левон повернулся к прибывающим. – Прошу присаживаться за стол. Занимайте любые места. Накрыто на сто пятьдесят персон. Всем хватит. Даже останется.
Люди начали рассаживаться, вполголоса обсуждая увиденное, и когда последний гость присел, в зал вернулся убежавший БДУ-шник.
Левон Игоревич ещё раз кивнул. Седой повернулся назад и что-то резко выкрикнул.
В то же мгновение в помещение влетели два десятка спецназовцев с автоматами, в брониках, с чёрными масками на лицах.
Через шесть секунд военных уткнули в пол и, по команде усатого, уволокли куда-то прочь.
Левон Игоревич подошёл к сидящим за столом понурым гостям, и голос его вновь стал мягок, торжественен и печален: