Вкус пепла
Шрифт:
— Вот видите, что он со мной сделал! — воскликнула она, показывая на маленькое красное пятнышко у себя на щеке, а затем закатала рукав свитера и продемонстрировала такую же отметину повыше локтя. — Если уж за это его не посадят, тогда…
Лилиан так разгорячилась, что от волнения больше не могла говорить.
Патрик успокаивающим жестом коснулся ее неповрежденной руки и сказал:
— Мы непременно разберемся в этом, я вам обещаю. Вы хотя бы показались доктору?
— Нет. — Она потрясла головой. — А разве надо было? Он ударил меня по лицу и со всей силы схватил за
— Нет. Довольно того, что мы это видели. Сейчас мы пойдем к Каю и поговорим с ним, а там станет ясно, как быть с этим дальше. Вы можете вызвать кого-нибудь по телефону?
— Да. — Лилиан кивнула. — Я позвоню своей подруге Эве и попрошу ее зайти ко мне.
— Вот и хорошо. Позвоните ей, поставьте кофе и отдохните немножко, чтобы успокоиться. Вот увидите, все будет хорошо.
Патрик старался говорить так, чтобы она почувствовала его доверие, но если уж быть совсем честным, то что-то в ее драматическом поведении ему не нравилось. Что-то тут было не так.
— Может быть, мне надо подать заявление по всей форме? Заполнить бланк и так далее? — с надеждой спросила Лилиан.
— Этим можно будет заняться потом. А сперва мы с Патриком пойдем и поговорим с Каем. — Йоста сказал это очень внушительно, но не на таковскую он напал, чтобы отделаться одними обещаниями.
— Если вы собираетесь посмотреть на это сквозь пальцы из-за того, что вам лень вмешиваться, когда обижают беззащитную женщину, то я не стану терпеть это молча, уж в этом можете быть уверены. Для начала я сигнализирую о происшествии вашему шефу, затем, если понадобится, обращусь в газеты и…
Йоста перебил ее разглагольствования на полуслове и сказал стальным голосом:
— Никто ни на что не собирался смотреть сквозь пальцы. Но теперь, Лилиан, мы поступим так: сначала поговорим с Каем, а затем займемся формальной стороной. Если у вас есть какие-то возражения, то никто не запрещает вам позвонить в участок нашему шефу Бертилю Мельбергу и пожаловаться ему на наши действия. В другом случае мы вернемся, как только поговорим с обвиняемым.
После короткой внутренней борьбы Лилиан решила, что пора дать задний ход.
— Ну, если так, то я, пожалуй, пойду и позвоню Эве. Но я рассчитываю, что вы скоро вернетесь, — буркнула она кислым голосом.
Однако, не в силах удержаться от последнего демонстративного жеста, она так захлопнула за ними дверь, что стук был слышен по всей улице.
— И что ты об этом думаешь? — спросил Патрик, который все еще не мог опомниться от удивления, что Йоста сумел окоротить Лилиан.
— Ну-у, не знаю, — начал тот. — Что-то тут, кажется, не то, как будто не все сходится…
— Вот и у меня такое же чувство. За все годы их склоки Кай хоть раз позволил себе рукоприкладство? Было такое?
— Нет. А если бы он это сделал, то уверяю тебя, не прошло бы и пяти минут, как мы бы об этом узнали. С другой стороны, ему раньше никто не бросал в лицо обвинение в убийстве.
— Да уж! Тут ты, конечно, прав, — согласился Патрик. — Но он вообще, как мне кажется, не производит впечатления человека, склонного к насилию. Он скорее похож на того, кто при случае незаметно подставит другому ножку.
— Да, пожалуй, так. Но сперва послушаем, что он скажет.
— Давай послушаем, — сказал Патрик и постучал в дверь.
~~~
Стрёмстад, 1924 год
Как только отец вошел в комнату, сердце Агнес сжалось так, словно его стиснула холодная рука. Что-то пошло не так. Что-то пошло совсем не так! Со времени их последнего разговора Август словно постарел на двадцать лет, и она тотчас же поняла, что находится при смерти. Иначе из-за чего бы лицо папеньки вот так в одночасье покрылось морщинами?
Она собралась с духом и приготовилась мужественно выслушать то, с чем он пришел. И все же что-то тут было не так. Забота, которую она ожидала увидеть в глазах отца, отсутствовала, а вместо этого в них отражалась черная злоба. Это казалось, мягко говоря, странным. С какой стати ему злиться, если она лежит при смерти?
Несмотря на свой невеликий росточек, он грозно возвышался над кроватью, и Агнес инстинктивно сделала все возможное, чтобы придать себе самый жалобный вид. Этот способ лучше всего помогал в тех редких случаях, когда отец на нее сердился. Однако на этот раз он почему-то совершенно не подействовал на Августа, и тревога Агнес все нарастала.
И тут ее неожиданно осенило. Но эта мысль была так невероятна и ужасна, что она тут же от нее отмахнулась.
Но страшная мысль беспощадно возвращалась. И, увидев, что губы отца двигаются в попытке что-то сказать, но голосовые связки от волнения не могут создать ни звука, она с ужасом поняла, что ее догадка отражает истинное положение вещей.
Она медленно заползла еще глубже под одеяло, а когда ладонь отца со всего размаху опустилась на ее щеку и Агнес неожиданно ощутила жгучую боль, ее предчувствие сменилось уверенностью.
— Ах ты, ах ты… — запинаясь, повторял отец, никак не находя слов для всего того, что порывался высказать. — Ах ты, потаскуха! Кто… что? — продолжал он бессвязно выкрикивать, и она, глядя на него снизу, отмечала, как он то и дело производит глотательные движения, чтобы выговорить непослушные слова. Никогда еще она не видела своего толстого, добродушного папеньку в таком состоянии, и это зрелище ее напугало.
Агнес чувствовала также, как среди ужаса, который ее охватил, на нее напала растерянность. Как же это могло случиться? Ведь они предохранялись всеми средствами, какие были доступны, и всегда вовремя прерывали. Даже в самых безумных фантазиях она не могла себе представить, что попадет в такую беду. Конечно, она слышала, что с другими девушками иногда подобное случалось: бывало, что какой-то не повезет и она забеременеет, но Агнес всегда презрительно думала в таких случаях, что эта дурочка, забыв об осторожности, позволяла мужчине закончить.