Шрифт:
Первая встреча с этим оригинальным господином состоялась в начале марта. Мы не поделили парковочное место у здания префектуры. Я поставил свой подержанный «Ситроен» рядом с будкой охраны, проверил документы, предназначенные для визирования ответственным лицом, и покинул автомобиль.
Включился звуковой сигнал, и элегантный внедорожник, въехавший следом на парковку, уперся в задний бампер моей машины. Водитель намекал, что я занял его место. Я недоуменно осмотрелся. Парковочное место никто не резервировал. Свободных пятачков хватало. Я объяснил это жестами. Отворилась передняя дверь, показался щуплый водитель
– Молодой человек! – у него был звучный оперный баритон, – вы заняли чужое место! Извольте переставить машину!
Он вздрогнул – мимо пробежала кошка и шмыгнула в просвет между машинами. Обычная мартовская кошка – грязная, оборванная, хотя и не лишенная определенной «женской» грации. Он смотрел на животное, как на разносчика бубонной чумы.
Шофер вернулся в салон и стал дожидаться разрешения конфликта.
– Почему же, сударь? – сдержанно осведомился я, – Я знаю, где могу встать, а вот вы сегодня явно встали не с той ноги.
Вспомнился анекдот про сидящего на рельсах и его приятеля с просьбой подвинуться.
– Да вы знаете, с кем имеете удовольствие? – молния плеснула из глаз, раздулись ноздри, на миг показалось, что его плечи сейчас превратятся в крылья, – Живо уберите машину!
Не сказать, что я затрепетал, но предпочел не усугублять конфликт. Я сделал миролюбивый жест, сел в машину и переставил ее в соседний ряд. Неуравновешенный господин скрылся в здании, а водитель забаррикадировался в джипе и не подавал признаков жизни.
– И с кем я имел удовольствие? – поинтересовался я у работника парковки, стоящего поблизости.
– А я знаю? – пожал плечами работник, – Может, президент?
Беседа со «столоначальником» относительно вывода из жилого фонда скромного офиса на краю города настроила на язвительный лад. Перед уходом я воспользовался уборной. Там и состоялась вторая знаменательная встреча. Господин предпочитал одеваться в лучших торговых домах. Соберись я купить подобный костюм, пришлось бы заложить свою крохотную квартирку в Митино. Господин стоял перед умывальником, выражая брезгливость к окружающей среде (а среда, на мой взгляд, была вполне сносной), и мучительно решал вопрос, можно ли прикоснуться к крану без риска для жизни. Я невольно притормозил. Он поднял глаза к зеркалу – зернистые, колючие – в них отразились опаска с раздражением.
– Не стойте там.
– Простите?
– Не стойте за спиной.
– А-а, – сообразил я, – Конечно, только топор за спину спрячу.
Когда я покинул кабинку, элегантный господин все еще мялся на том же месте. Я пристроился рядом. Он открыл кран, но воспользовался для этого носовым платком. Платок отправился в корзину. Вымыв руки, он задумчиво уставился на текущую воду. Потом вздохнул и вынул из кармана второй платок.
– Позвольте, помогу, – пришел я на помощь, – Так на платках разоритесь… – протянул руку и перекрыл воду.
Слов благодарности не прозвучало. Мужчина разглядывал меня с растущим недовольством. Уместно было помолчать, но разговор со «слугой народа», да еще этот уничижительный взгляд не оставили моей сдержанности ни одного шанса.
– Тяжело вам живется, – вкрадчиво заметил я, – Вы боитесь микробов. У вас определенное сходство с Наполеоном – тот тоже не выносил кошек. Вы боитесь, когда кто-то стоит сзади. Держу пари, вы не театрал. И кинозалы посещаете нечасто. Впрочем, можно воспользоваться последним рядом или ложей для VIP-персон…
– Что-нибудь посоветуете? – он прожег меня таким взглядом, что в горле пересохло. Но соберись он меня ударить, я успел бы отклониться.
– Простите, не по моей части. Сходите к психоаналитику – существуют люди, полагающие, что это лечит.
– Но вы не из их числа? – голос собеседника немного смягчился.
– Совершенно верно. Считаю, что истратить деньги можно и более приятным способом. Не доверяю комплементарной медицине, знаете ли. А начало психоанализа стойко ассоциирую с концом света. Но вы сходите – вдруг поможет? Вы же не испытываете крайнюю нужду?
Обмен любезностями завершился без физического ущерба. Впрочем, мой сценарий не сработал. Когда я покидал сияющий чистотой санузел, чувствуя себя отомщенным за унижение на парковке, господин резко повернулся.
– Вам не повезло, бывает. В прошении отказано? Ваше лицо красноречивее справки, которую вы не выбили. Вы клянете себя за нерешительность, неумение отстоять свою позицию. Оттого и прячетесь за иронией и напускной дерзостью, компенсируете враждебностью свою слабость. Распространенный прием – ранимые и чувствительные люди ведут себя вызывающе, опасаясь, что их могут задеть или обидеть. Сбегают в агрессию, считая позорным демонстрировать свои неудачи. Вас можно понять, но общаться и работать с такими, как вы, крайне сложно. Не побрезгуйте советом. Хотите производить на людей хорошее впечатление – будьте доброжелательны к окружающим…
Я хлопнул дверью, не дослушав. Это я-то агрессивный? Это со мной невозможно общаться – самым миролюбивым на свете существом? Чья бы корова мычала! Но вместе с тем я чувствовал смущение – в словах бесцеремонного господина звучала убивающая правда.
В третий раз я столкнулся с ним в окружном комитете по лицензированию частной и предпринимательской деятельности – примерно через месяц. Я поджидал в коридоре девушку, работавшую в этом здании. Мы познакомились неделю назад, у нас был бурный, ни к чему не обязывающий роман, и в этот вечер я был полностью во власти предчувствий. Распахнулась дверь в глубине коридора, и образовался тот, кого я уже и не чаял увидеть. Он был в привычном амплуа – раздражен и взвинчен. Шагал по коридору, прямой, как шпага, глаза горели, раздувались ноздри. Полы плаща летели за ним, как крылья дракона.
– Дармоеды… – бурчал мужчина, – Крючкотворы чертовы… Чем они тут занимаются?… Хоть бы задумались на миг, КОГО собрались лицензировать…
С манией величия у господина был полный порядок. Кроме этого, он страдал социопатией, имел невротический склад личности, множество комплексов, и хотелось от души посочувствовать его жене, если таковая в природе имелась. Я ощутил отрицательные вибрации – сунул ноги под лавку и уткнулся в пол. Но его способность замечать «несущественное» просто поражала. Лакированные ботинки от Гуччи, сверкающие, как ночная звезда, остановились напротив. Я поднял голову. Настроение резко упало. Он смотрел на меня, кипя от злости. Кадык совершал возвратно-поступательные движения. У господина были длинные, густые, вьющиеся волосы, помеченные сединой. Он был немногим старше меня (а я еще относил себя к категории молодых людей), но харизмой обладал отменной.