Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга III

Паланик Чак

Когда заканчивается новая порция воздуха, я поднимаюсь, по пояс высовываясь из воды, и бреду к берегу, волоча банку с золотом и стараясь производить как можно меньше шума. Шмыгаю носом, втягивая кровь. А когда оглядываюсь через плечо, понимаю, что мяч уже ждет меня, медленно, как толстая утка, подплывая против течения.

Что невозможно, по словам сэра Исаака Ньютона.

Обеими руками прижимая к себе банку с золотом, я выбираюсь на берег и бегу в заросли, хлюпая размокшими туфлями.

С каждым шагом я оскальзываюсь на грязи. Вес банки клонит

меня то в одну, то в другую сторону, почти сбивая с ног, а при попытке удержать равновесие меня разворачивает. В груди жжет, легких я не чувствую. И, чуть не падая на каждом шагу, я так цепляюсь за банку, что, стоит мне не удержаться, стеклянные осколки проткнут мне глаза и сердце. И я истеку кровью, лежа в грязной луже в ореоле битого стекла и золотых монет. Позади, среди густой листвы, несется теннисный мяч — со свистом, которым обычно сопровождаются выстрелы в фильмах про войну во Вьетнаме в момент, когда пуля летит кому-то в голову.

Я пригибаюсь, когда мячу остается до меня один скачок. Передо мной сгнивший ствол поваленного хлопкового дерева, и я сую тяжелую банку глубоко между корнями и землей, туда, где в грязи образуется пещера на месте вывороченных корней. Золото, мое золото, спрятано. Мяч, наверное, этого не заметил, потому что продолжает меня преследовать, а я бегу быстрее, прыгаю и прорываюсь сквозь заросли ежевики и молодые деревца. Под ногами хлюпает, пока я не выбираюсь на гравий Тернер-Роад. С каждым прыжком с моей одежды летят брызги, гравий чертовски хорошо чувствуется под мокрыми туфлями. Кладбищенская вода сменилась собачьей мочой, сменилась Скиннерс-Крик, вода реки сменилась моим потом, джинсы натирают ноги, закостенев от пыли. Я дышу так, словно готов выблевать легкие, вывернуться наизнанку, выдав розовые пузырящиеся внутренности на обочину.

На середине прыжка, в тот миг, когда обе мои ноги в воздухе, одна передо мной, другая сзади, что-то бьет меня в спину. Я спотыкаюсь, ловлю равновесие, но что-то бьет меня снова в позвоночник между лопатками. И так же сильно, заставляя прогибаться, нечто бьет меня в третий раз. Влетает в затылок, сильно, как фал-бол или блок в софтболе. Быстро, как горизонтально летящий мяч на «Луисвилл Слаггер». Оставляет вонь машинного масла. Метеоры и кометы сыплются из глаз, я сгибаюсь пополам, но удерживаюсь на ногах и продолжаю бежать.

Мне не хватает воздуха, пот ест глаза, ноги заплетаются, нечто лупит меня снова, на этот раз в затылок, и я падаю. Голые локти врезаются в гравий. Колени и лицо зарываются в пыль. Зубы клацают, хватая кусок грязи, глаза рефлекторно жмурятся. Таинственное нечто бьет меня по ребрам и почкам, а я извиваюсь под его ударами. Нечто скачет и пытается сломать мне руки. Оно лупит, колотит, жалит меня в живот, бьет меня по ушам, когда я сжимаюсь клубком, защищая яйца.

Миг, когда я еще могу вернуться и показать мячу, где спрятано золото, проходит, мяч забил меня до грани нокаута. И продолжает бить. Пока громкий автомобильный гудок не приводит меня в сознание. Второй гудок спасает меня, он

настолько громкий, что где-то за горизонтом отвечает эхо. Все хлопковые деревья и высокие травы вокруг откликаются на громкость его сигнала. Покрышки с белыми полосами по бокам перестают крутиться.

Голос Дженни говорит:

— Не зли его. Забирайся в машину.

Я открываю глаза, склеенные кровью и пылью, и вижу мяч, мирно сидящий рядом со мной на дороге. Хэнк оставляет мотор работать вхолостую. Под капотом ходят поршни и стучат кулачки.

Я поднимаю взгляд на Дженни и сплевываю кровь. Нитка розовой слюны остается на подбородке, языком я щупаю сколотый зуб. Один глаз у меня заплывает, я говорю:

— Дженни?

Я говорю:

— Ты выйдешь за меня замуж?

Грязный теннисный мяч ждет. Пес Дженни часто дышит на заднем сиденье. Банка с золотом спрятана там, где только я могу ее найти.

Мои уши горят и наливаются кровью. Губы разбиты и кровоточат, но я говорю:

— Если я смогу выиграть у Хэнка Ричардсона в теннис, ты выйдешь за меня?

Сплевывая кровь, я говорю:

— Если я проиграю, я куплю тебе машину. Клянусь. Совершенно новую, с электрическими стеклоподъемниками, с гидроусилителем руля, с…

Теннисный мяч сидит в гнезде из гравия и слушает. Хэнк сидит за рулем и качает головой.

— Договорились, — говорит Хэнк. — Да, мать твою, она за тебя выйдет.

Дженни сидит очень прямо, ее лицо забрано в раму окна, и говорит:

— Это твои похороны.

Говорит:

— Забирайся.

Я поднимаюсь на ноги, шагаю вперед и хватаю теннисный мяч. Сейчас это просто резина с воздухом внутри. Неживая, и моя рука ощущает только влажный от речной воды мяч, покрытый тонким слоем гравийной пыли. Мы едем на теннисные корты за школой, где никто не играет и даже белые линии поблекли. Сетка забора проржавела от старости. Трава растет из трещин в бетоне, теннисная сетка висит в середине корта.

Дженни подбрасывает четвертак, и первую подачу получает Хэнк.

Его ракетка ударяет по мячу быстрее, чем я способен уследить, мяч летит в угол, куда мне никогда не достать, и Хэнк зарабатывает первое очко. То же со вторым. И со всем первым сетом.

Когда подача переходит ко мне, я подношу мяч к губам и шепчу ему свои условия. Мою сделку. Если мяч поможет мне в этом матче — поможет выиграть Дженни, — я помогу ему с золотом. Но если я проиграю Хэнку, пусть хоть забьет меня до смерти, я никогда не скажу ему, где спрятал банку.

— Подавай уже! — кричит Хэнк. — Хорош целоваться с этим проклятым мячом…

Моя первая подача лупит Хэнка по яйцам. Вторая гасит его левый глаз. Хэнк отбивает третью, быстро и низко, но теннисный мяч замедляется и подпрыгивает прямо передо мной. С каждой моей подачей мяч летит все быстрее, я никогда не смог бы его так отбить, и выбивает зубы из глупой пасти Хэнка. Возвращаясь, мяч поворачивает ко мне, замедляется и сам прыгает так, чтобы я мог его отбить.

Неудивительно, что я выиграл.