Вкус вампира
Шрифт:
В ту ночь мы почти не спали. Сабрина словно с цепи сорвалась, перемежая бурные слёзы с бесконечно сладкими стонами. Казалось, она хочет наверстать упущенное и взять своё на много лет вперёд… или на те немногие часы, что нам остались. Она никогда никому не давала отчёта в своих поступках. Просто не думала, что её судьба может быть всерьёз кому-нибудь интересна. Она легко сходится с людьми (и нелюдьми тоже!), умеет управлять аудиторией, мила и обаятельна в общении, но… ей не хочется, чтобы кто-то смотрел ей в душу, как в зеркало.
— Не уходи…
— Я быстро.
— Тогда я с тобой!
— В туалет?
— А почему нельзя?! Подожду тебя у двери…
— Слушай, а ты вообще когда-нибудь что-нибудь слышала о правах человека на личную жизнь?
— Значит нет?! — Сабрина надулась и повернулась ко мне спиной, демонстративно стягивая на себя покрывало. Я поцеловал её за ушком и поднялся с кровати. Туалет у нас, естественно, в доме, то, что на задворках у забора, скорее замаскированный вход… сами знаете куда.
— Эй, ты там надолго? — За дверью раздался голос Капрала, подсматривать за мной ему неинтересно. — А то там, на речке, две таких м…ма, с…ма, без р…ма наблюдаются! Как раз в твоём вкусе.
— Что ты знаешь о вкусе вампира?
— Тьфу, ё…ма! Ну передо мной-то какого х…ма с н…ма выкорячиваться?! Иди, глянь, голодный ведь…
Он был прав, физическая пища способна продлить существование, но никогда не даст необходимых сил. Я давно не выходил на охоту, а все запасы энергии сожрал поединок со Славиком. Мне стоило сдержаться, там и лёгкого пинка вполне хватило бы, чтобы выжать его, как тряпку. Вместо этого я безумно ударил собственной энергией, зашвырнув подонка чёрт-те куда! Теперь вот пуст, бессилен, голоден…
— Я только переоденусь.
Сабрину будить не стал, пусть подремлет. Когда выходил из спальни, столкнулся нос к носу с охотницей, спускавшейся с мансарды. На ней была моя старая футболка почти до… ну, не очень длинная — руки над головой поднимать не рекомендуется.
— Доброе утро.
— Привет! — Она с трудом подавила зевок, почёсывая поясницу. — Ванная свободна?
— Сколько угодно, — поклонился я, пропуская даму, но тут из простенка высунулось озабоченное привидение.
— Давай быстрее, е…ма! Тёлки уходят!
— Какие ещё тёлки? — встрепенулась героическая сибирячка. — Куда это вы направляетесь? А, так речь о женщинах, понятненько…
— Слушай, а ты вообще когда-нибудь что-нибудь слышала о правах человека на личную жизнь?! — автоматически повторился я и тут же прикусил язык. В зелёных глазах Евы светилась непоколебимая готовность идти за мной на край света. Моё желание при этом решающего значения не имело… Я обречённо повернулся к Еноту.
— Ну, ф…ма?! Она же сама хочет, о…ма в р…ма, так пусть и х…ма! Нам-то что?
— Тебе это может не понравиться, — на всякий случай предупредил я, хотя заранее знал её ответ. Ева лишь высоко задрала нос, презрительно вскинув брови.
…На песчаном берегу загорали две девчонки годков семнадцати-восемнадцати от силы. Простые,
Ева — как была, босая, в одной футболке — кое-как примостилась на бережочке, следя за мной с целеустремлённостью снайпера. А я позволил себе расслабиться, открыться и вдыхать тепло этих наивных дурочек всей грудью. Сначала мы обменялись ничего не значащими приветствиями, потом безобидными шуточками, чуть позже вместе поплавали, полежали под солнцем и только потом познакомились. Мы смеялись, несли всякую чепуху, подкалывая друг друга и упиваясь светлой безнаказанностью времяпровождения. Охотница никак не могла уловить в нашем поведении хоть что-то предосудительное. Астраханки редко сковывают себя излишней одеждой, это влияние климата, ни в коей мере не оказывающее растлевающего влияния на внутреннюю, духовную сущность.
Примерно через полчаса я ушёл, провожаемый искренним сожалением и влюблёнными глазами. На прощание нарисовал на песке обеих прелестниц в профиль. Усталость (дикую, свинцовую, нечеловеческую) они почувствуют только к вечеру. Друзья и родители сочтут её следствием перегрева на солнце, будут отпаивать холодным молоком и кормить клубникой. Через пару дней всё станет на свои места, но встречи со мной им лучше не искать. Это и не в моих интересах, нельзя выкачивать из девочек всё, есть же какие-то границы приличия…
— Что ты на меня так смотришь? Я — не положительный герой. Скорее даже отрицательный. Вампиры вообще редко бывают положительными…
Охотница догнала меня у нашей калитки и остановила, резко схватив за рукав. Её губы прыгали, в глазах стояли слёзы, и казалось, она вот-вот взорвётся, если сию же минуту не выскажет всё!
— Успокойся, не надо… Я не ищу себе оправданий. Эта жизнь такова, какова она есть, любые революционные перемены обязательно приведут к жертвам с обеих сторон. Я не выбирал себе судьбу, но я сумел выжить… Мне нечем гордиться и стыдиться тоже нечего. Попробуй хоть ненадолго подумать о самой себе… Не обо мне, не о тех девочках, не обо всём человечестве в целом, а о себе, лишь о себе, только о себе! В любом случае всё это когда-нибудь кончится, и я хочу, чтобы ты тоже сумела выжить…
По её щекам катились слёзы. Нет, она не плакала, просто слёзы текли и текли, вне её желания, сами по себе… Я не помню того момента, когда тихо обнял её за плечи, прижал к груди и медленно начал гладить ладонью по рыжей стриженой макушке. Моя летняя рубашка быстро намокла, Ева прильнула ко мне всем телом, до хруста сжав зубы, чтобы не разреветься навзрыд. Кто заварил всю эту историю? Зачем, ради чего, с какой целью надо было так легко и торжественно манипулировать нашими судьбами?.. Я не искал однозначных ответов, возможно, потому, что не любил вопросы. Тем более не любил задавать их самому себе…