Вкус желания
Шрифт:
— Сальваторе положил ее на спину, нависая над ней и убирая прядь волос с ее лица. Конечно, это имеет значение, но не для меня лично. Тем более не сейчас. Только это имеет сейчас значение...
И он коснулся ее губ. Джессика не осознавала, что его вопрос заставил ее невольно напрячься, так как она чувствовала, что что-то неуловимо изменилось, хотя не могла понять, что именно.
До Сальваторе у нее был всего один мужчина. Но о таком любовнике, как Сальваторе — страстном, нежном, искушенном, — могла мечтать любая женщина. Он не пропустил ни одного сантиметра ее кожи, исследуя ее тело губами
— Тебе нравится? — спросил он мягким, как бархат, голосом, когда его язык наткнулся на особенно чувствительный участок.
— Я... — Джессика закрыла глаза и содрогнулась от пронзившего ее наслаждения. — Я... — снова начала она и опять не смогла закончить предложение.
— Скажи мне!
— Никто еще не делал того, что ты сейчас делаешь, — задыхаясь, призналась она.
— Даже это?
— О, пожалуйста... Да, Сальваторе!
Ведя Джессику обычным путем наслаждения, он, к своему удивлению, обнаружил, что никакого притворства в ней не было и в помине. Она не была девственницей, но ее опыт в любовных делах был явно скуден. Именно о такой любовнице он и мечтал: неопытной, но не невинной.
И она была такой искренней и непосредственной! «Может быть, даже слишком открытой для женщины», — подумал он, когда Джессика притянула его голову к себе и стала осыпать его лицо легкими поцелуями, заставляя дрожать от страсти каждую клеточку тела. Неужели она не знает, что женщине, чтобы полностью околдовать мужчину, нельзя быть такой открытой? Она должна заманивать его обещаниями, и тогда мужчине всегда будет казаться, что за новым поворотом его ожидает еще что-то более захватывающее и восхитительное.
— Джессика, — сказал Сальваторе неожиданно неуверенным голосом. Он не мог больше ждать и терпеть эту сладкую пытку.
— Да, сейчас! — тотчас же откликнулась она. — Я хочу тебя прямо сейчас. — И она снова задвигала бедрами.
Сальваторе сжал зубы, ища упаковку презервативов.
— Ты специально издеваешься надо мной, женщина? Лежи спокойно.
— Я не могу...
— Я тоже, — сказал Сальваторе, нависая над ней.
Она была неподражаема, и Сальваторе не мог понять причины этого. Объяснялось ли все ее желанием доставить удовольствие сначала ему? Или тем, как содрогнулось ее маленькое, невероятно женственное тело в первом экстазе и она простонала что-то неразборчивое, но очень похожее на его имя?
Именно об этом вяло думал Сальваторе, лежа рядом с ней на кровати. Его тело, как и тело Джессики, блестело от пота. Оба они дышали тяжело и учащенно, словно только что пробежали несколько миль. Стук сердца отдавался у него в ушах.
Так они лежали несколько минут, пока Джессика не пошевелилась и не положила голову с влажными от пота волосами на изгиб его локтя, доверчиво прижимаясь к нему.
— Это было похоже... — Она сделала паузу. — Даже не знаю, существует ли слово для описания того, что я сейчас чувствую? Может, блаженство?
Страсть, сжигавшая его несколько минут назад, постепенно утихала, и Сальваторе стал снова выстраивать невидимую стену, которой всегда отделял себя от женщин. В его коротких романах было место определенным правилам и ограничениям, и, конечно,
Сальваторе зевнул и осторожно откатился в сторону:
— Кажется, я проголодался. А ты?
Еще несколько минут назад она бы облизнулась, как кошка, и сказала, что не возражает полакомиться им, наслаждаясь свободой, которую предоставил ей Сальваторе, позволяя исследовать его тело и шепча ему все о своих тайных фантазиях. Однако сейчас что-то изменилось. Джессика ощущала это как нечто осязаемое, разлитое в воздухе. Сальваторе не первый раз отдалялся от нее, но тогда она знала, что это было частью любовной игры. Сейчас же между ними как будто возникла какая-то невидимая преграда, по одну сторону которой находился Сальваторе, а по другую она. Конечно, сейчас она может быть излишне чувствительной, но Джессика не могла избавиться от чувства, что Сальваторе охладел к ней. Что ей сейчас делать? Встать одеться и уйти?
— Так как? — лениво спросил Сальваторе.— Тебе принести что-нибудь поесть?
Итак, ее не отсылают взмахом руки, как служанку, выполнившую свое предназначение и теперь свободную. У Джессики чуть не закружилась голова от радости. И тут же она преисполнилась презрения к себе. Неужели у нее так мало гордости, что она согласилась бы со всем, что предложит ей Сальваторе?
Джессика боялась, что ее ответ был бы «да», потому что только в его объятиях, только сейчас ей словно открылся смысл ее рождения и жизни. До этого она не жила, она была всего лишь своей бледной тенью — без чувств, без эмоций, без... Сальваторе.
— Да, спасибо, — сказала она.
Сальваторе бросил на нее одобрительный взгляд, выбираясь из постели с небрежной уверенностью, словно и не был обнажен.
— Слава небесам, — пробормотал он. — Я понимаю, чем могло быть вызвано отсутствие аппетита в ресторане, но не могу сказать, что в восторге от женщин, для которых голодовка — правило жизни.
— Я не отношу себя к таким женщинам. Мм... мне вставать?
Сальваторе окинул ее взглядом. Джессика выглядела очаровательно: растрепанная, с припухшими губами, розовыми щечками и блестящими серыми глазами.
— Нет. Оставайся в постели. Мне нравится, как ты выглядишь. Устроим пикник прямо здесь.
Как только Сальваторе скрылся, Джессика туг же бросилась в ванную, чтобы взглянуть на себя. Что ж, неплохо, за исключением спутавшихся волос. Она причесалась и снова забралась в постель. Выбрав весьма соблазнительную позу, стала дожидаться возвращения Сальваторе. Он показался с подносом, неся шампанское, виноград, хлеб, который даже на вид казался хрустящим, а также плитку темного шоколада и сыр.
Джессика вдруг поняла, что голодна.
— Все выглядит очень аппетитно! — радостно воскликнула она.
Сальваторе показалось, что радость она чуть- чуть переигрывала. Он поставил поднос и прижал ее к себе.
— Ты расчесала волосы? — касаясь ее головы, мягко спросил он.
— Не будешь сердиться, что я воспользовалась твоей расческой? — с легкой тревогой спросила Джессика.
За этим вопросом ему послышались другие. Из своего опыта он знал, что сейчас, когда женщина наиболее уязвима, самое лучшее время для установления дальнейших правил.