Владимир Высоцкий — жизнь, легенда, судьба
Шрифт:
И, конечно, из чудес — Бермудский треугольник, в котором вот уже не один десяток лет исчезают самолеты и корабли, и никто не знает как. Потому что если находят очевидцев, то они уже все «сдвинутые» и кандидаты в «желтый дом», как, впрочем, и мы с вами тоже, если будем так сильно увлекаться этими самыми необъяснимыми загадками.
Вот «Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное — невероятное» из сумасшедшего дома»:
Дорогая передача! Во субботу, чуть не плача, Вся Канатчикова дача к телевизору рвалась…»Эта шутливая песня была одной из любимых у Высоцкого. «… отце самом ведь была бездна юмора, — рассказывал об этом Никита Владимирович Высоцкий, директор дома-музея В.
При жизни Владимира Высоцкого в стране очень сильно было развито бардовское движение. Магнитофонов было мало, о мобильных телефонах не слышали, единственным способом развлечения на отдыхе были баян, гитара. Люди ходили в походы, собирались компаниями и играли на музыкальных инструментах, пели. Как правило, пели песни веселые. Именно поэтому большую любовь у народа получили шуточные песни Владимира Высоцкого, тем более они с меньшими препятствиями попадали в кинофильмы, которые смотрела вся страна. На встречах со слушателями он всегда с юмором комментировал свои шуточные песни:
22
Интервью Н.В. Высоцкого С. Бирюкову («Труд». 24.01.1998 г.).
«В картине «Ветер надежды», было несколько моих песен, несколько очень серьезных песен, но была и шуточная, комедийная, которую во время отдыха пели молодые моряки, собравшись по вечер на баке. Это «Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука?» Кук — мореплаватель известный, он открыл Новую Зеландию, массу островов… И, по свидетельству современников, очевидцев и историков, к нему аборигены-дикари относились прилично. Вообще, любили его, даже, говорят, они плакали, когда узнали, что он погиб. Но все-таки съели. Вот — любили и съели. Это бывает: что любят, то и съедят, поэтому ничего нового я вам не расскажу. Хотя, если интересуетесь- Когда я был в Полинезии, на Таити, я спрашивал у смотрителя музея, почему у них был так развит каннибализм, который процветал до последнего времени- Теперь запрещено есть друг дружку, а раньше можно было совершенно безопасно.
Поймаешь, съешь и пойдешь. До этого времени их особенно не наказывали, ну, разве как за мелкую провинность. И смотритель сказал мне: «В общем, это вопрос питания. Нет мяса в стране — мы воюем, настреляем, сколько надо, потом остановимся». Потом спросил:
— У вас тоже была огромная война?
Я говорю:
— Да, была.
— Сколько погибло?
— Миллионов тридцать.
— И всех съели?
Я говорю:
— Нет.
— А зачем тогда воевали?
Во-вторых, он рассказывал, что у них есть такие поверья. Если, например, съесть печень врага, который храбро бился с тобой, то к тебе перейдет вся его храбрость. Если хочешь быть таким же приличным и хорошим человеком, как твой друг, надо съесть его сердце. Чтобы лучше бегать, надо обглодать коленную чашечку, или, чтобы лучше стрелять, надо глаз высосать у кого-нибудь. В общем, разные части тела — масса вариантов. Короче говоря, чтобы стать лучше, надо съесть пару хороших людей. Так у нас довольно часто происходит, верно ведь?
И спортивные достижения можно повышать таким образом. Я предложил это знакомым тренерам в Москве, а мне говорят: «Что ты, мы товарищей по команде «едим» одного за другим, но результаты не растут!»
Не хватайтесь за чужие талии, Вырвавшись из рук своих подруг. Вспомните, как к берегам Австралии Подплывал покойный ныне Кук……Спасибо. Вы извините, что я прерываю ваши аплодисменты, просто я всегда краду время у аплодисментов для песен.
Вы знаете, это же поразительно: мне показали ребята — они записали на многих, многих моих выступлениях подряд те же самые песни, которые пел я. И я совсем не собираюсь петь по-другому. Я пою или рассказываю, исполняю, как в данный момент хочется. И у меня никогда не получается совпадений. Даже мне кажется иногда, что
Так сам Владимир Семенович объяснял вариативность своих песен. И потому, когда, читая в этом издании или слушая отрывки из его песен, многие не узнают привычных текстов, то это неудивительно. Высоцкий всегда пел по-разному, а при жизни ему так и не удалось опубликовать ни одного сборника своих стихов, чтобы как-то зафиксировать тот текст, какой казался ему наиболее точным.
Прошли годы, многое изменилось, и случилась обычная, но, к сожалению не редкая для нашего государства метаморфоза: чем равнодушнее при жизни В. Высоцкого были к его творчеству власти преддержащие, «корифеи» искусства и литературы, тем ретивее теперь, после смерти, спешат они с восхвалениями. Щедро рассыпая эти эпитеты по газетным страницам, кто-то словно стремится отвратить от Высоцкого определенную часть слушателей, особенно молодых, которые с прямолинейностью юности всегда стремятся отвергнуть официально признанных кумиров. Хотя, конечно, это вряд ли получится, ибо сам поэт невольно сказал и о своем творчестве. В «Балладе о времени» его такой серьезный и мужественный голос рассказывает не только о светлой любви, ненависти, чести, предательстве и доброте, преданиях давно ушедших веков, но и о его творчестве:
…Время эти понятья не стерло, Нужно только поднять верхний пласт — И дымящейся кровью из горла Чувства вечные хлынут на нас… — Чистоту, простоту мы у древних берем, Саги, сказки из прошлого тащим. Потому что добро остается добром В прошлом, будущем и настоящем…Чтобы понять Высоцкого — нужно действительно поднять верхний пласт суеты, шума, который окружает нас в современной жизни, и послушать вдумчиво, а не впопыхах его песни.
Многие считали и считают сейчас, что Владимир Высоцкий был человеком, не знавшим меры во всем. Но, стремясь развеять этот миф, его близкий друг последних лет Михаил Шемякин — с которым Владимир Высоцкий не однажды шумно кутил в ресторанах Парижа, — говорил в одном из интервью прессе: «Образ Высоцкого в русском сознании складывается, как образ поэта-хулигана — полу-Маяковского, полу-Есенина и еще покруче… на самом деле — когда Володя творил — он был трезв. Все его творчество — это творчество одного из трезвейших и самых печальных аналитиков земли русской…» Да, Высоцкий жил полным накалом, расходовал свои силы с буйством и широтой истинно русского человека. Однако во всем, что касалось творчества, литературного и песенного, мера всегда была, был такт. «Голос Высоцкого не был безграничным, — сказал А. Шнитке, — в самом начале кто-то вспоминает: его вокальные данные вообще чрезвычайно скромны. Но этот голос казался безграничным! Казалось, что он может шагнуть еще выше, и еще, и еще. И каждая реализованная высотность — получалась! Она не погибала от невероятной трудности ее взятия, а демонстрировала возможность пойти еще выше. И еще этот голос казался безграничным оттого, что он может шагнуть выше — не ради красивой ноты, но ради смысла…»
Окружавшие Владимира Высоцкого люди единодушно говорят о том, что он очень ценил свою публику, тех, кто приходил послушать его на концерты. Он тщательно выбирал одежду, в которой предполагал выступать перед той или иной аудиторией. К концу жизни у Высоцкого было достаточное количество красивых, дорогих костюмов, но надевал он их крайне редко, никогда не изменяя своему «антибомондному» имиджу. Зрители всегда чувствовали во Владимире Высоцком искренность и готовность к самопожертвованию — что так дорого и близко нашему русскому, национальному духу. «Я был на одном концерте. Этот концерт был как раз в тот день, когда погиб Саша Галич, — вспоминает М. Шемякин. — Володя тогда много выпил. Никогда не забуду — он пел, а я видел, как ему плохо! Он пел, а у него ужасно опухли руки — и на пальцах надорвалась кожа. Кровь брызгала на гитару, а он продолжал играть и петь. И Володя все-таки довел концерт до конца. Причем блестяще!..»