Владычица магии
Шрифт:
— Ты был ко мне несправедлив, — ледяным тоном подтвердила Игрейна, — и ты хорошо делаешь, что просишь у меня прощения, каковое ты, впрочем, получишь не раньше, чем преисподняя вознесется к Небесам, а землю поглотит западный океан! Лучше ступай и помирись с Утером — или ты и вправду надеешься выстоять против гнева короля Британии? Или в итоге итогов ты станешь покупать его милость, как пытался купить мою?
— Замолчи! — яростно выкрикнул Горлойс. Лицо его пылало. Он унизился перед женой, и Игрейна знала: за это он ее тоже никогда не простит. — Прикройся!
Молодая женщина осознала, что все еще нага до пояса. Она подошла к кровати, где лежало ее старое платье, неспешно
Мгновение он смотрел на жену, затем толкнул дверь и вышел.
Оставшись одна, Игрейна принялась укладывать вещи в седельные вьюки. Она сама не знала, что собирается делать: может, стоило бы пойти отыскать мерлина и обо всем ему рассказать. Кто, как не он, положил начало всей этой цепочке событий, что в итоге привела к бурной ссоре между нею и Горлойсом. По крайней мере Игрейна поняла, что не сможет больше жить под крышей Горлойса в спокойствии и довольстве. Сердце ее сжалось от боли: они обвенчаны по римскому закону, согласно которому Горлойс обладает абсолютной властью над их дочерью, Моргейной. Придется Игрейне какое-то время притворяться, пока она не сможет переправить Моргейну в безопасное место! Например, удастся отослать ее на воспитание к Вивиане, на Священный остров.
Драгоценности, подаренные Горлойсом, Игрейна оставила лежать на кровати, уложив лишь платья, сотканные ее собственными руками в Тинтагеле, а из украшений — только лунный камень Вивианы. Позже Игрейна осознала, что именно это мгновение-другое промедления стоили ей бегства: пока она выкладывала на постель мужнины подарки, отбирая собственные вещи, Горлойс возвратился в комнату. Он быстро скользнул взглядом по ее запакованным тюкам и коротко кивнул.
— Хорошо, — промолвил он, — ты уже собралась. Мы выезжаем до заката.
— О чем ты, Горлойс?
— О том, что я швырнул мою клятву Утеру в лицо и сказал ему все то, что следовало сказать сразу. Отныне мы враги. Я еду заняться обороной запада против саксов и ирландцев, ежели они туда сунутся, а Утера предупредил, что, если он попытается ввести войска в мою землю, я повешу его на первом же дереве, как негодяя и вора, каким он в сущности и является.
Игрейна глядела на мужа во все глаза.
— Ты, никак, рассудком помутился, о супруг мой, — наконец проговорила она. — Жителям Корнуолла самим ни за что не удержать западный край, если саксы придут большим числом. Амброзий это знал, знает об этом и мерлин, даже я это знаю, Господь мне в помощь, при том, что мой удел — хозяйство да дом! Или в одно-единственное мгновение безумия ты разрушишь все, ради чего Амброзий жил, ради чего боролся последние годы, — и все из-за вздорной ссоры с Утером на почве собственной одержимой ревности?
— Скора ты защищать Утера!
— Да я бы и саксонского вождя пожалела, потеряй он своих самых мужественных сторонников в распре, для которой и причины-то нет! Во имя Господа, Горлойс, — ради наших с тобою жизней и жизни твоих людей, что ждут от тебя помощи перед лицом саксонской угрозы, — умоляю тебя уладить ссору с Утером и не разрушать союза! Лот уже уехал, если уедешь и ты, под знамена на защиту Британии встанут лишь союзные войска да несколько владетелей победнее! — Молодая женщина в отчаянии покачала головой. — Лучше бы я бросилась с утеса в Тинтагеле, вместо того чтобы отправиться в Лондиниум! Я принесу любую клятву, какую потребуешь, в том что я даже губ Утера Пендрагона не касалась! Или из-за женщины ты погубишь союз, ради которого умер Амброзий?
Горлойс сердито нахмурился.
— Даже если бы Утер и не поглядел в твою сторону, госпожа моя, по чести говоря, мне не следовало бы присягать бесстыдному распутнику и столь дурному христианину. Лоту я не доверяю, но теперь вижу, что Утеру верить и вовсе нельзя. Надо было мне с самого начала прислушаться к голосу совести, надо было сразу отказаться его поддерживать. Увяжи мою одежду во второй тюк. За лошадьми и дружиной я уже послал.
В лице его читалась неумолимая решимость. Игрейна знала: запротестуй она — и Горлойс вновь пустит в ход кулаки. Молча, кипя от гнева, она повиновалась. Вот теперь она в ловушке и убежать не может — даже на Священный остров, под защиту сестры, — не может, пока Горлойс держит в Тинтагеле ее дочь.
Она еще укладывала в тюки свернутые юбки и туники, когда ударил набатный колокол.
— Оставайся здесь! — коротко бросил Горлойс и выбежал из дома.
Вне себя от гнева, Игрейна бросилась за ним. Путь ей преградил дюжий здоровяк из числа Горлойсовых людей — прежде она его не видела. Дружинник загородил пикой дверь, не выпуская молодую женщину за порог. Изъяснялся он на таком жутком корнуольском диалекте, что Игрейна с трудом разбирала слова: она поняла лишь, что по приказу герцога его госпожу должно уберечь от опасности и из дома не выпускать, вот затем он, стражник, здесь и поставлен.
Вступать в драку со стражником было ниже ее достоинства; кроме того, что-то подсказывало Игрейне, что дружинник просто-напросто скрутит ее, точно мешок с мукой. В конце концов она вздохнула и вернулась в дом, заканчивать сборы. С улицы доносились крики, гомон, топот бегущих ног, в церкви неподалеку вовсю звонили колокола, хотя для службы час был неурочный. Один раз послышался звон мечей, и женщина подумала, уж не саксы ли заняли город и рыщут по улицам: воистину, отличное время для нападения, когда Амброзиевы вожди того и гляди между собою передерутся! Ну что ж, это решило бы одну из ее проблем, но что будет с Моргейной, которая останется в Тинтагеле одна-одинешенька?
День понемногу клонился к вечеру, ближе к ночи Игрейну охватил страх. Может, саксы и впрямь у ворот города; может, Утер и Горлойс снова сцепились и теперь один из них мертв? Когда наконец Горлойс распахнул дверь в комнату, при виде него Игрейна почти обрадовалась. Искаженное лицо его дышало отчуждением, челюсти стиснуты, он коротко обратился к Игрейне — и слова эти не оставляли места надежде:
— Мы выступаем с наступлением темноты. Ты удержишься в седле или поручить кому-нибудь из моих людей усадить тебя на седельную подушку? У нас нет времени, шагом из-за тебя никто не поедет.
Игрейна с трудом удерживалась, чтобы не забросать его тысячей вопросов, но молодой женщине страх как не хотелось доставлять мужу удовольствие от сознания того, что ей не все равно.
— Пока у тебя есть силы скакать верхом, муж мой, я в седле усижу.
— Так смотри, потом не жалуйся; мы поскачем почти без остановок, так что передумать ты не сможешь. Надень самый теплый плащ, ночью ехать холодно, а с моря ползет туман.
Игрейна собрала волосы в пучок на макушке и набросила плотный плащ поверх туники и штанов, что всегда надевала для поездок верхом. Горлойс подсадил ее на лошадь. Улицы запрудили темные фигуры воинов с длинными копьями. Горлойс тихо сказал что-то одному из предводителей, затем вернулся назад и вскочил в седло, с дюжину конников и солдат ехали за Горлойсом и Игрейной в головной части отряда. Горлойс сам взял поводья ее коня и, сердито дернув головой, приказал: