Владыка битвы
Шрифт:
За дверью долго молчали. Я начинал терять терпение. Крики со стороны Омрика усиливались. Скегги уже повёл людей в атаку. Я должен был торопиться, пока брат отвлекал омрикцев от церкви и мысли о подземных ходах.
— Ну же, отче, — взмолился я, вкладывая в голос всё отчаяние. Впрочем, даже играть не пришлось — я и правда был взбудоражен предстоящим. — Не хочешь помогать просто так — забирай этого проклятого хряка! С хозяином договорюсь, вычтет из жалования. Жизнь дороже.
Раз уж обманывать, так до конца.
Видимо,
— Ладно, — наконец раздалось из-за двери. — Хряк жирный?
— На мою беду — самый жирный в стаде. Откармливали на убой осенью.
Затрещало, заскрежетало дерево — за дверью снимали засов. Через несколько мгновений, показавшихся мне бесконечностью, дверь тихонько отворилась.Я принял самый невинный вид — глуповато улыбался, строя из себя деревенского дурачка. Пнул хряка, чтобы тот повизгивал. Моя добыча должна услышать свою добычу.
— Хорошо, отсидишься здесь. — Из-за двери выглянул худой муж в рясе, подпоясанной куском верёвки. — Но свинью я заберу сейчас. Если сверы пошли на Омрик, долго сидеть не придётся. Северяне длинных набегов не делают — силы берегут.
— Ага, — улыбнулся я и протянул верёвку, что тянулась к шее хряка. — Вот, сразу и бери, святой отец.
Я намеренно остановил руку в том месте, чтобы церковнику пришлось распахнуть дверь пошире и шагнуть ко мне. Я покосился направо, увидел Глоди, подбиравшегося вдоль стены с топором. Слева то же самое проделывал здоровяк Бьерн. Парень был сыном Арнульфа и унаследовал отцовскую силу, но не его нрав.
Монах отворил дверь, занёс ногу, чтобы шагнуть. Бьерн вылез слишком рано. Святоша увидел его топор, мгновенно всё понял и принялся тянуть дверь на себя.
Поздно.
Я выпустил верёвку, поставил ногу между дверями и едва протиснулся. Что-то хрустнуло в рёбрах. Плевать. Монах завизжал, попытался тянуть дверь на себя. Я всё же протиснулся сквозь щель и навалился на него, сбивая с ног. За его спиной другой служитель церкви — совсем юный парень, испуганно завизжал и что-то выронил.
Бьерн и Глоди ворвались в храм Воскресающего.
— Вот и проверим, воскресит ли вас ваш мёртвый божок! — расхохотался Глоди и занёс топор над старшим монахом.
Напуганный хряк принялся метаться по залу, сбивая на своём пути лавки, свечи, угли для воскуривания.
— Не убивать! — рявкнул я, вскинув обе руки. Сам не заметил, как успел достать топор Вигдис. — Они нужны живыми.
— Зачем? Они — враги.
— Они знают где то, что мне нужно.
— Надеюсь, у вас есть серебро, — сухо добавил Бьерн. — Сперва нам нужно ваше серебро.
Младший монашек закрыл лицо ладонями, завыл и сполз на пол. Старший кое-как поднялся, закряхтел и, выкатив колесом грудь, двинулся на меня.
—
Я вздохнул. Все они всегда говорили. Разница заключалась лишь в том, сколько пыток приходилось пережить, прежде чем развяжется язык. Я в таком ни разу не участвовал и начинать не хотел, но слышал много рассказов о том, как зверствовали сверы и мерглумцы друг над другом. Они не щадили наших жрецов, и мы платили тем же их святым отцам и дочерям. Но эти монахи были нужны мне живыми.
— Узри мощь силы Воскресающего! Того, что погибает за нас каждую ночь и возрождается на рассвете!
Старший церковник продолжал наступать на меня и размахивать спиралью, но смутился, когда я лишь улыбнулся в ответ.
— Я видел про вашу спираль такое, что это представление уже не пронимает. Ты уж прости за вторжение, отче, но у меня к вам дело.
Я невозмутимо уселся на лавку и жестом приказал монахам располагаться на той, что стояла напротив. Мои воины пялились на нас с недоумением, но я поспешил успокоить Глоди и Бьерна:
— Сперва мы поговорим. У меня поручение от Скегги. Возможно, даже ничью кровь проливать не придётся.
— Жаль, — отозвался Бьерн и, потеряв всякий интерес ко мне, отправился к дверям — зазывать остальных и расставлять стражу.
— Чего ты хочешь? — с вызовом спросил монах, но голос его дрожал от страха. — Серебра?
— Серебро важно моим воинам, а меня интересует иное. — Я подался вперёд и кивнул вглубь храма. Туда, где на возвышении красовался символ спирали, вокруг которого монахи на службах пели и водили странные хороводы. — Где подземный ход?
Монахи испуганно переглянулись. Младший вздрогнул, но тут же пришёл в себя.
— Мне известно, что он начинается здесь, не отпирайтесь, — продолжил я. — Если покажете, где он, и не обманете, оставлю вас в живых.
— Какой милосердный северянин попался, — презрительно скривился монах.
— У каждого своя работа. Ты славишь своего бога, я — своих. Убивать тебя лишь за то, что ты поклоняешься кому-то другому, я не хочу. Поэтому повторю своё предложение: вы показываете тайный ход в Омрик, а я велю нашим вас не трогать. И даже дам полакомиться той свиньёй, которую обещал.
Старший монах замотал головой.
— Нет, нет, нет...
— Как твоё имя, отче?
Он непонимающе на меня уставился.
— Ч-что?
— Звать тебя как, говорю.
— Олла.
— Так вот, отец Олла, мы не на рынке, и лучшего предложения тебе никто не сделает. Хочешь спасти свою тощую задницу — показывай, где ход. — Я кивнул на сверов, расположившихся у входа. — Иначе эти немного взвинченные ребята все же проверят, воскресаете вы после смерти или нет. Этот вопрос, знаешь ли, всех нас очень заботит.