Владыка морей ч.1
Шрифт:
К вечеру все было кончено, и «Владыка Морей» отправился на восток, чтобы потом повернуть на юг вдоль берега Сирии. У него было еще одно важнейшее дело. Он должен попасть в Газу и патрулировать тамошние воды, пока не получит предсказанные великим князем вести. И распоряжения кентарх Болли Эйнарсон получил самые престранные. Удивительные распоряжения. Он должен стоять на рейде, не подпуская к кораблю ни одну местную сволочь, и не сходя на берег. И только тогда, когда он узнает, что в Палестину пришла эпидемия чумы, он должен отплыть в Пелузий, а затем в Александрию, где и начнется непонятное ему действо под названием «карантин».
1 Ринокурра — современный
2 Каноничная история из жизни халифа Умара, которая как нельзя лучше описывает характер этого удивительного человека.
3 Халиф Умар был изначально против похода в Египет, считая, что завоевание Персии важнее. Амр ибн аль-Ас пошел туда на свой страх и риск.
Глава 17
Апрель 638 года. Александрия.
«Владыка морей», «Фемистокл», «Неарх», «Молот Тора» и «Берсерк» патрулировали воды на подступах к Египту. Крошечную курьерскую яхту послали в Сиракузы и Тергестум, чтобы предупредить о надвигающейся беде. Ведь если эпидемия будет такой же, как в благословенные времена великого Юстиниана, будь они неладны, то очень скоро обитателями многих городов станут не люди, а собаки и вороны, обожравшиеся человечины. Чума была частым гостем в портовых городах, к ней там уже привыкли. Тот же Марсель и вовсе трясло каждые десять-пятнадцать лет, но большой эпидемии не было уже очень, очень давно. И потому словенские земли, незнакомые доселе с этой заразой, готовились к приему страшного гостя загодя. Карантинный штаб тут же был собран в Братиславе, и точно такой же заседал в Египте, побуквенно следуя инструкциям из центра.
— Сколько их тут? — хмуро спросил Святослав у Лаврика, оглядывая множество судов, стоявших на якоре у входа в александрийскую гавань.
Корабли со всех концов Средиземного моря приходили сюда, и дальше Фароса их не пускали, не слушая ни жалоб, ни мольбы, ни проклятий. Все остальные порты Египта были закрыты, как закрыт был вход во все рукава Нила и в речные гавани на его берегах. Торговцы выли волком, пытаясь обойти запреты, но их не слушали. Умирать не хотелось никому. Одного самого упрямого купца, который отказался подчиниться приказу, залпом из сифонофора сожгли прямо у причала, а моряков, в ужасе прыгавших в воду, перебили лучники, не дав ступить на берег. Остальные оказались более понятливыми, тем более, что их кормили и давали чистую воду.
— Их тут без малого сорок бортов, княже, — ответил Лаврик. — И каждый день все новые подходят. Почти все здоровы, но будем, как велено, тридцать дней выжидать. Вдруг они больных в трюмах прячут. Как вон тот! Пока сюда добрались, полкоманды богу душу отдало.
Лаврик ткнул рукой в сторону хеландия, груженого палестинским вином. Его палуба была пуста, и лишь один человек сидел, привалившись к мачте и водил по сторонам безумным взглядом. Он бредил.
— Как последний помрет, утопим, — пояснил Лаврик. — Даже огненное зелье тратить не будем. Горшок с углями кинем, и делу конец. Второй корабль за эту неделю, и оба из Газы. Мы под вечер их жжем, так видно лучше. Остальные смотрят и боятся. И мы боимся, как бы матросы не решились ночью к берегу вплавь уйти.
— Перешеек от Фароса плотно перекрыт, по берегам патрули лучников ходят непрерывно, — ответил Святослав. — Списки тех, кто на борту, составили?
— Составили княже, — с готовностью ответил Лаврик. — Каждое утро построение проводим, как у нас в сотне. Раздеваются по пояс и подмышки показывают, все, как в инструкции написано. Я купцов предупредил, у кого хоть одного человека не досчитаемся, весь экипаж в расход пустим.
— Добро! — кивнул Святослав. — Нельзя, чтобы эта зараза сюда прошла. Если хоть один человек проберется, полгорода вымрет. Купцы что говорят?
— Вон тот, — Лаврик показал рукой в сторону хеландия, где умирал последний матрос. — Вот тот сказал, что в палестинском Никополе чума началась. Тот город арабы в военный лагерь превратили, там их добыча сложена. И семьи их тоже там живут. Они теперь его Амвас называют.
— И что там сейчас происходит? — спросил Святослав.
— Да лютый мрак там сейчас происходит, — сплюнул за борт Лаврик. — Тысячами арабы мрут. И воины, и дети, и бабы. Самый главный их, забыл, как зовут… умер. И тот, кого ему на смену прислали, тоже умер. И Дирар, который нашему Сигурду башку проломил, умер вместе с ними. А ведь какой воин знаменитый был(1)!
— Вот ведь повезло ромеям, — хмыкнул Святослав. — Наверное, сильно своему богу молились. Ах, да! — поправился он, увидев недоумевающий взгляд Лаврика. — Нашему богу, Лаврик! Нашему!
— Сколько нам карантин этот держать придется, княже? — спросил его товарищ.
— Пока в Палестине последний от чумы не помрет, и плюс еще пару месяцев, — прикинул Святослав. — Только потом куда тяжелее будет.
— Арабы?
— Они самые, — кивнул Святослав. — Боюсь, они сюда эту заразу притащат.
— Да как же они придут? — несказанно удивился Лаврик. — Они же там от чумы мрут, как мухи.
— Придут, — убедительно сказал Святослав. — Можешь даже не сомневаться. И еще не раз придут. Скучать нам точно не придется.
Княжич отплыл на берег, где, сев на коня, поскакал по городским улицам, которые стараниями дяди Стефана стали куда чище, чем раньше. Непривычно это было для горожан. Владеешь домом или лавкой — должен свою половину улицы напротив фасада в чистоте держать. Город был издревле на районы разбит, и Стефан, недолго думая, старшин тех районов обязал за этой работой следить под угрозой немалого штрафа. А еще службу золотарей организовали, и теперь пахучие бочки выезжали из городских ворот до рассвета, чтобы не пересечься с добрыми людьми, спешащими по своим делам.
Святослав не лез в эти дела. Его вполне устраивал результат, да и не чину было княжескому сыну и префекту многомиллионной страны вникать в такие вопросы. Он же воин. Княжич поймал вдруг себя на мысли, что он едет к себе домой. Удивительно, но впервые за много лет у него был свой собственный дом. Не казарма сотни, не отцовы дворцы в Братиславе и в Новгороде, и уж тем более не прочно позабытый деревянный терем, где он рос мальчонкой. Каменный дворец александрийского префекта стал тем местом, где его любили и ждали, и именно туда он стремился всей душой. Особенной роскоши, подобной константинопольским дворцам, там не было. Лишь кое-где были разбросаны ковры, стояли какие-то вазы, статуи и бронзовые чеканные сосуды. Получилось несколько хаотично и бестолково, но Святославу нравилось. Юлдуз, рожденная в юрте, не способна была обустроить что-то подобное константинопольским дворцам, по восточной привычке предпочитая всю красоту носить на себе. Перед ювелирами Александрии, нутром почуявшими перспективного клиента, совершенно отчетливо замаячила обеспеченная старость.
— Хороший мой! — Юлдуз прижалась к мужу, а тот запустил руку в ее густые волосы, которые за время беременности стали еще роскошнее, приведя местное бабье в состояние самой черной зависти. — Пришел!
Она подняла на него миндалевидные глаза, в которых стоял немой вопрос. Ее ноздри едва заметно затрепетали. Святослав усмехнулся, его жена была не по степному ревнива.
— Не был я у баб, — со смехом ответил он ей. — И можешь меня не обнюхивать.
— Только не сейчас, прошу, — снова прижалась она к нему. — Я знаю, что не та уже, я же ребенка ношу. Но прошу, не делай мне больно. Иначе я ее найду и убью.