Владыки земли и моря
Шрифт:
— Мы ценим простоту, — сказал Гассем, шагая рядом с ней. Придворные держались поодаль, пока воюющие монархи беседовали. — Годы были добры к тебе, Шаззад. Ты все так же красива, как и прежде.
Она улыбнулась.
— Не пытайся очаровать меня, кровожадный дикарь. Мы здесь для переговоров, а не для того, чтобы льстить друг другу. — Она знала, что именно следует говорить, но не могла обуздать свои чувства. Шаззад вспомнила, когда она впервые увидела этого человека — как раз перед той битвой, во время которой варвары почти полностью уничтожили армию ее отца. Во время переговоров
— Не нужно отвергать мои комплименты, — пожурил он королеву. — Я очень редко дарю их. Кроме того, я нахожу силу и характер столь же привлекательными, как и красоту плоти. У тебя в изобилии и того, и другого.
— Услышать такое от другого мужчины мне было бы действительно лестно. Но у тебя в королевах самая прекрасная женщина в мире.
— Она не у меня, а у тебя. — На минуту в его глазах проглянула боль. — Я должен получить ее обратно, Шаззад.
— Поэтому ты сюда и прибыл. Уезжай. Возвращайся на свои острова и никогда больше не пересекай море, и я с удовольствием пришлю ее к тебе.
Он тихонько рассмеялся.
— Ты просишь меня и Лерису совершить самоубийство. Меня уже однажды изгнали с материка, и это было плохо, но мой народ не утратил веру, потому что меня тяжело ранил Гейл, а моя королева тяжело ранила его самого. Для моих соплеменников это был почти ритуал; так в старые времена воины бросали друг другу вызов в терновом круге. Это больше было похоже на битву богов. Мне говорили, боги иногда так поступали.
Он покрутил головой, улыбаясь, как будто они говорили друг другу вежливые пустяки.
— Но если мне придется уехать без боя, ожидая, когда ты соизволишь вернуть мне Лерису, я стану обычным человеком, причем человеком побежденным. Лериса предпочтет умереть твоей узницей, чем пережить такое. — Снова боль в его глазах и в голосе.
— Тогда, боюсь, нам не о чем договариваться, потому что мои условия именно таковы. — Она вышла на широкую террасу, где у столов с деликатесами и кубками вина стояли в ожидании слуги.
Вся толпа вышла за ними следом из тронного зала, теперь все стояли молча, вне пределов слышимости. Только воины Гассема тихонько разговаривали между собой. Они не специально сдерживали свои голоса: шессины редко повышали голос, — только для молитв и боевого речитатива.
— О, ладно тебе, Шаззад, — с упреком сказал он. — Ты знаешь так же хорошо, как и я, что мы будем делать друг другу встречные предложения до тех пор, пока не придем к соглашению. Если бы переговоры были невозможны, мы бы уже сражались.
Она резко повернулась, оказавшись с ним лицом к лицу, и придворные замерли в напряжении.
— Могу ли я согласиться на что-либо меньшее, чем немедленный вывод твоих войск, Гассем? Ты и твои варвары вторглись на мои земли.
Он снисходительно улыбнулся.
— Ты отреагировала на это очень быстро. Когда я задумываюсь над этим, могу сказать — невероятно быстро. Вот вы, ничего не подозревающие, обессиленные после страшной чумы, слышите, что я здесь. И в течение нескольких дней вы уже идете на север со всем своим флотом и войсками, мобилизованными и собранными вместе. — Его улыбка расплылась во весь рот. — Шаззад, если бы я был подозрительным человеком, я бы предположил, что ты сама собиралась вторгнуться на мою родину! И это превратило бы мое небольшое выступление в — как это называли ваши древние военные писатели — предупредительный рейд?
— Лериса хорошо учила тебя, — сказала Шаззад, признавая, что он выиграл очко. Она повернулась, и слуга подал им вино в покрытых инеем кубках. В богатом особняке имелся погреб с ледником.
— У кого же еще учиться? — спросил Гассем, принимая кубок. Он держал его легко, обхватив холодную поверхность своими длинными пальцами, потом сделал крохотный глоток. — Где она?
Шаззад сделала куда больший глоток. Шессины, подумала она, так хорошо умеют сдерживать свои аппетиты, а она постоянно подчиняется своим страстям.
— В безопасном месте, и очень удобном. Я куда милостивее к узникам, занимающим высокое положение, чем ты.
— У тебя хорошая память, Шаззад. Мы все были тогда моложе. Я был просто диким боевым вождем с островов, и здешние люди казались мне членами других племен. За прошедшие годы я многому научился.
Она не смогла сдержать своего изумления. Гассем пытался принести свои извинения? Причем так изящно?
— Твоя королева была такой же надменной, как всегда, когда я разговаривала с ней.
— И ты вела себя высокомерно, когда все, что у тебя было — это твоя гордость и цепи. В таких обстоятельствах что остается знатному человеку, кроме его надменности? Кроме того… — он хмыкнул, — мне нравится быть королем, а вот Лериса любит быть богиней. Она подобралась к этому настолько близко, насколько это вообще возможно для человека, но, в отличие от нее, я не могу обманывать сам себя и говорить, что я — нечто большее, чем простой смертный. В моих волосах появилась седина, и я уже не так силен, как двадцать лет назад. — Он провел рукой от груди до колен. — Моему телу требуется больше времени для излечения ран. Нет, я смертен, я состарюсь и умру. И я больше не рассуждаю так, как это делал юный король-воин, Шаззад; ведь и ты теперь не мыслишь, как безрассудная юная принцесса, какой ты когда-то была.
— Хотела бы я тебе поверить, Гассем, — сказала она. — Но, кажется, ты единственное в моей жизни, что остается неизменным. — Она хлопнула в ладоши, подав этим сигнал, что предварительные переговоры окончены, и толпа придворных пришла в движение. Теперь в течение некоторого времени системы в обсуждениях не будет. Протокол был нарушен, но королеве требовалось какое-то время, чтобы привести в порядок чувства и впечатления.
Присутствие этого человека все усложняло. В течение многих лет она очень гордилась тем, что ведет себя, как и подобает монарху, и в глубине души желает своему государству только хорошего.