Владыки Земли
Шрифт:
День перевалил за полдень. Солнце, налившись багрянцем, стало быстро опускаться в нестерпимо блиставшую водную гладь, а с восхода надвинулась темнеющая, туманная мгла, затягивающая горные вершины.
— Гляньте-ка, птицы какие! Громадные, точно драгоны! — указал Луня на пару кружащихся впереди, над береговой полосой, крылатых созданий, освещенных лучами заходящего солнца.
Шык быстро сотворил заклятие дальнего взора, и тревожно покачал головой:
— То не птицы, и не драгоны. Они из дерева и из кожи сработаны, человечьими руками, и люди сидят в них, по двое в каждой!
Зугур потянулся за луком, натянул тетиву, положил в ноги сад со стрелами, Руна и Луня, глядя на вагаса, сделали то же.
Деревянные Птицы приближались. Теперь уже не только Шык — все остальные видели, что в каждой из них, в плетеных корзинах под белыми кожеными крылами сидят по два человека. Птицы кружились и кружились в потоках теплого воздуха, поднимающегося от нагретой за день каменистой равнины, и Руна, глянув вниз, ахнула:
— Там земля вся… разрисована! И птицы такие же, только сидят, не летают!
И верно — меж двумя горными отрогами и холмистым кряжем, на выдающимся в окиян берегу, на большой плосковине увидали путники огромные рисунки, созданные неведомо как и неведомо кем. Были тут и просто линии прямые, и фигуры, рыбьи, птичьи, человечьи, паучьи и еще чьи-то, непонятно.
По чужому, в совсем напонятной и незнакомой Луне манере сотворили неведомые рисовальщики эти фигуры, и казались они знаками обрежными, что рисуют на стенах домов некоторые народы, вот только величиной те знаки были в сотни и сотни локтей.
Между фигур лежали на земле с десяток Деревянных Птиц, рядом суетились похожие с высоты, на которой шла Золотая Колесница, на букашек люди.
— Что-то не замечают они нас! — удивленно проговорил Зугур, с тревогой всматриваясь вперед.
— Тьфу-тьфу-тьфу, Сглаз-Кривун, не слушь слова его неразумные! сердитого плюнул волхв, сотворил знак от неострожного слова, но поздно!
Обе кружащиеся над водой Деревянные Птицы вдруг повернули и заваливаясь на бок, начали приближаться к колеснице, набирая высоту, а люди, что сидели в них, отчаянно завопили, размахивая копьями.
Их крики услыхали те, что копошились на земле, и тоже загомонили, забегали, задрав головы в небо.
— Ну Зугур, сын собачий, не зря тебе Хорс тогда уста запечатал! — зло сверкнул выпученными глазами Шык: — Накаркал вот, теперь биться придется!
— Ни че! Отобьемся! — весело ответил волхву Зугур, примерился, послюнявил палец, чтобы узнать ветер, и натянул лук, выжидая, когда Деревянные Птицы подлетят поближе.
А они все шли и шли вверх, словно карабкались по невидимым воздушным уступам, и вскоре оказались выше Золотой Колесницы, но были все еще недосягаемы для стрел сидящих в ней людей.
— А теперя чего? — спросил Луня у вагаса: — Щитов-то нету у нас! Как начнут сейчас копья кидать сверху — не оборониться, не спрятаться…
— Не след нам первыми начинать. — проговорил Шык: — Вдруг да пронесет, не захотят они с нами биться? А промедлишь — и впрямь копьями закидают, вижу я, у них на каждой птице их запас преизрядный. Чего делать, вразуми меня… Сам я себя вразуми!
— Ты сам говорил, волхв — цель нашего похода велика слишком, чтобы по глупому рисковать можно было! — Зугур растянул лук так, что он заскрипел, а бронзовый точеный наконечник лег на пальцы левой руки: — Ты как хошь, а я стрелять начну, как только они на полет стреловый подлетят.
Но погонщики Деревянных Птиц, как прозвал размалеванных смуглокожих людей Луня, подлетать так близко не стали. Вместо того они поднимались все выше и выше, и вот когда стали казаться стрижами на фоне красного закатного неба, вдруг резко направили своих птиц вниз, прямо на Золотую Колесницу, и ветер громко засвистел в белых кожаных крыльях.
Руна ойкнула, но не дрогнувшей рукой тоже натянула лук, выцеливая приближающегося врага. То, что это враг, теперь уже никто в колеснице не сомневался, и Шык, встав на передней скамье в полный рост, прокричал громовое заклятие, такое же, каким он ударил Змиула осенней ночью у подножья Серединного хребта.
Грохнуло. Небо словно раскололось пополам, зашипели, разбрасывая искры, Яровы Птицы. Колесницу зашатало, а с вытянутых рук волхва сорвались два огненных, слепящих шара, и помчались навстречу камнями падавшим с высоты Деревянным Птицам.
Миг — и два костра вспыхнули в вечернем небе, полетели в разные стороны горящие ошметки, веревки, куски пылающей кожи, и обьятые пламенем Деревянные Птицы рухнули вниз, пронесясь мимо Золотой Колесницы и обдав жаром сидящих в ней людей.
— Всегда бы так — и лук бы можно бы потерять, не жалко! — усмехнулся Зугур, подмигнул волхву, глянул вниз, и тут же снова потянулся к саду: Ого, глядите, сколько их!
Люди внизу времени зря не теряли. Они вывели с сотню каких-то небольших, мохнатых животных с длинными шеями, запрягли их по пять в каждую из лежащих на земле Деревянных Птиц, разогнали свои летучие кораблики, и вот уже с Разрисованной Равнины зигзагами поднимались в воздух не меньше десятка птиц с кожаными крыльями.
— Не боись! — Шык глянул в сторону солнца, уже почти на половину окунувшегося в затянутый дымкой окиян: — Эти птицы без чар летают, их воздух теплый носит, вверх толкает. Солнце село, сейчас с гор холодом подует, так к вечеру всегда бывает. Они лететь не смогут, отстанут. Да и кони наши поднажали — вон, гляди, чего! Искрами так и сыпят, так и поддают жару, как каменка в бане.
Яровы Птицы и впрямь быстрее замахали крылами, Золотая Колесница понеслась по Небесной Дороге и ветер засвистел в ушах у путников. Вскоре и Разрисованная Равнина с кружашимися над ней, но так и не поднявшимися высоко Деревянными Птицами, и окружавший ее холмистый кряж, и вершины гор вдалеке — все потонуло в ночном мраке и осталось далеко позади.
Золотая Колесница спустилась уже к самой земле. Кромешная ночная мгла поглотила все вокруг, и путники не могли понять, где они, и сколько еще до тверди земной, но аромат неведомых цветов, трав и деревье, звуки, что издавали неизвестные им животные, звери, птицы и иные твари, подсказывал скоро они покинуть резные скамьи и начнется то, чего они так жаждали, но и боялись в душе — поиски Могуч-Камня.