Власть колдуна (Остров в Лантике)
Шрифт:
– Снег... Иди полюбуйся, – сказал Алик.
– Прекрасный снег. Никогда не видела ничего подобного, – она подошла к мужу и положила руки ему на плечи. Кроме халата на ней ничего не было, и Алик старался не опускать взгляда. – В чем дело? – спросила она. – Ты что-то задумал?
– Все нормально, Женя.
– И ты ничего не задумал?
– Человек всегда о чем-то думает...
– Я помню несколько случаев, когда ты вел себя вот так же... И чем заканчивалось, тоже помню.
– Как же я себя вел?
– Ты
– Знаю. Я увольнялся.
– Вот видишь, как хорошо мы понимаем друг друга, как знаем друг друга, да, Алик? С полуслова все становится ясным. Нам даже незачем разговаривать, да? Ты постоял у окна, я постояла в дверях, ты подал заявление, я смахнула слезу, да?
Женька смотрела на него всем телом. Она знала, что Алик не выносит такого массированного взгляда, и пользовалась этим. Уже по этому можно было догадаться, насколько большое значение придает она разговору.
– Алик, ты останешься в тресте.
– А разве я сказал, что ухожу?
– Значит, остаешься?
– Видишь ли, Женя, все дело в том...
– Алик, сколько записей в твоей трудовой книжке?
– Двенадцать.
– А сколько тебе лет?
– Тридцать. Будет.
– Алик, когда ты начал работать?
– Семь лет назад.
– Если не считать вынужденных простоев – полгода на место. Я правильно посчитала, Алик?
– Но на последнем месте я уже почти два года.
– Алик, сколько у нас детей?
– У нас нет детей, Женя.
– Почему, Алик? Не отвечай. Я спрашиваю не потому, что не знаю. Я знаю. Кем ты работаешь, Алик?
– Инженером производственного отдела.
– Правильно. Каждое утро ты обзваниваешь весь Остров и собираешь цифирки, чтобы вписать их в клеточки.
– Я составляю отчеты о работе предприятий за прошедший день. Кроме того, на мне лежит обязанность изучать эти данные, обобщать и соответствующим образом...
– Отлично, Алик! Прекрасно, Алик! Восхитительно!
– Вот видишь, тебе даже нравится, – он сделал попытку не заметить издевки.
– Алик, кем работают твои институтские друзья?
– Мои друзья работают министрами, директорами комбинатов, двое защитили юридические диссертации, один стал доктором, трое вернулись из заграничных командировок с «Волгами», один...
– Хватит, Алик. Ты мог бы продолжать, если бы все это была выдумка. Но ведь это правда. Алик, у тебя нет самолюбия.
– Почему? У меня отличное самолюбие. Мы с ним ладим.
– Алик, ты хочешь знать, чем все это кончится? Я уйду от тебя. Хочу жить нормальной жизнью. Хочу рожать детей, гордиться своим мужем и время от времени покупать обновки. И не только себе. Я и тебе хочу делать обновки.
– Хорошо, Женя, я, конечно...
– Алик, я ведь даже не спрашиваю, куда ты хочешь перейти, на какую работу, кем...
– В самом деле, Женя, почему?
– Потому что я уверена – ничего дельного тебе не предложат. Никогда.
– Может быть, в данном случае ты и права, но...
– Алик, ведь ты самый обыкновенный, пошлый, примитивный, дешевый, жалкий летун. Ты что-то ищешь в жизни? Нет, ничего не ищешь. К чему-то стремишься? Нет. У тебя большая цель? Нет. Маленькая цель? Нет. Ничего у тебя нет.
– Женя, послушай, у них там отличное место...
– Тринадцатое?
– Это интересно... Но ведь рано или поздно мне придется перешагнуть через это роковое число. Знаешь, я решил снова вернуться к практике. Я буду выпускать бумагу, а не исписывать ее. А какие там охота, рыбалка! А грибы! Поронайская долина славится такими...
– Знаешь, как переводится слово Поронайск? Гнилое место.
– Так ведь это же не соответствует...
– Все соответствует. Это будет твое гнилое место. Алик, я сказала серьезно. Подумай, Алик.
Женька посмотрела на него долгим взглядом и вышла, всколыхнув воздух полами халата. На секунду в свете кухонной лампочки вспыхнули ее короткие рыжие волосы, и это было похоже на разрыв первого пристрельного снаряда среди вражеских позиций.
Она действительно могла уйти. Алик знал, что ей стоило лишь поднять телефонную трубку и через полчаса в дверь постучал бы молчаливый господин, чтобы помочь перенести вещи в машину.
– Но я хоть съезжу узнаю, что там и как! – крикнул он в открытую дверь.
И ничего не услышал в ответ.
ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК ТЕТЯ МАНЯ. Сашка прилетел с материка в болонье и в кавказской фуражке, у которой козырек был величиной с посадочную площадку для вертолета. Несколько дней он просидел в гостинице, ожидая неизвестно чего, знакомясь с ребятами и прощаясь с ними. Деньги, оставшиеся после отпуска, таяли с неимоверной быстротой, и Сашка все больше скучнел. Сейчас, направляясь к дорожному ресторану, он негромко и уныло матерился. Идя по узкому снежному окопу, в который превратилась улица, Сашка не видел, что делается в метре от него, продирался на ощупь. Если кто-то шел навстречу, он прижимался спиной к краю окопа, встречный делал то же, и они расходились, не видя друг друга.
Нащупав дверь ресторана, Сашка толкнул ее и вошел. И сразу почувствовал теплые желанные запахи. С усилием распрямил затекшую спину и начал неторопливо снимать с лица подтаявшие ледяные корки. Потом вытряхнул снег из карманов, смахнул со своей странной южной фуражки.
Зал был переполнен.
Пассажиры собрались сюда еще засветло и терпеливо ожидали своих поездов. Единственное, на что надеялись застрявшие в Южном командированные, так это на доброту своих далеких и от этого необыкновенно милых бухгалтеров – главпочта была рядом, и телеграфные денежные переводы еще, слава богу, принимались.