Властелин моего сердца
Шрифт:
Он поцеловал ее.
– Как никогда. Вернее сказать, не совсем. Но надеюсь, нам удастся уладить это в Йорке.
Мадлен покраснела.
– Ты только об этом и думаешь?
Он обнял ее за плечи.
– Не считая времени, когда я защищал королеву, сражался и исповедовался Вильгельму в своих прегрешениях. Теперь я мечтаю о том, как вернусь домой, чтобы заниматься Баддерсли и Роллстоном. Наблюдать за рождением нашего первенца. Помогать Англии стать процветающей… Ты мне веришь?
– Полностью. Прости меня.
– Я так и не рассказал тебе об услуге, которую
– Меня это не волнует.
– Я получил разрешение сказать тебе это уже несколько дней назад, но хотел, чтобы ты слепо доверяла мне.
– Я не была полностью уверена, пока не увидела, как ты сражался с Госпатриком и отверг Герварда.
Он снова поцеловал ее.
– Я не имею ничего против. Слепая вера вообще не такое уж положительное качество. Я должен был доставить посылку.
– Посылку?
– Если быть точным, леди Агату. Малышка вбила себе в голову мысль отправиться к Эдвину подобно героине баллады. С парочкой тупоголовых стражников она пустилась верхом по северной дороге, наводя о нем справки. Люди, которые схватили ее, собирались потребовать выкуп, но Гервард узнал об этом и позаботился о ней. Он не мог безопасно доставить ее ко двору и послал за мной.
– Это был Гирт. Почему ты мне не сказал?
– Это был Гирт, но я не собирался ехать. Я не отвечал на приглашения Герварда со времени Сенлака и подумал, что это очередная уловка. Потом заехал гонец королевы по пути в Йорк со срочным секретным распоряжением, чтобы я воспользовался своими связями и нашел Агату.
– Поэтому ты уехал. Но ведь ты мог хоть что-нибудь мне сказать!
Он рассмеялся:
– Я оставил тебе туманное, но обнадеживающее послание. Думаю, оно утратило смысл, пока достигло тебя.
– Так и случилось. Бедняжка Агата! С позором вернуться домой. Ничего удивительного, что она была так угрюма, когда я ее видела.
Они расположились в сыром углу одной из хижин, где еще сохранилась часть крыши и слой соломы на полу. Эмери лежал, крепко обнимая Мадлен.
В Йорке не все обстояло так просто. Король устроил торжественный въезд в этот древний город. От реки до замка Матильда передвигалась в открытом экипаже, а Вильгельм с ребенком на руках гарцевал рядом на коне.
У дороги толпился народ. Все улыбались и даже выражали восторг, когда в толпу бросали монеты, но непохоже было, что хорошее настроение продлится долго. Случайный голос время от времени выкликал:
«Принц! Принц!» – и ему отвечали приветственными возгласами, но кричали далеко не все.
Мадлен подозревала, что те, кто выкрикивал столь важное слово, были подкуплены подручными Вильгельма.
Взглянув Эмери в глаза, она почувствовала, как все замирает у нее внутри. Она поняла, что ее совсем не интересуют дела в Нортумбрии, пока это не имеет отношения к предстоящей ночи.
Король расположился в резиденции епископа, и Мадлен помогала устроить королеву с ребенком.
– Святые угодники, дитя мое! – воскликнула королева. – Ступай и позаботься о своем ночлеге. Ты заслужила награду.
Мадлен покраснела и, улыбнувшись королеве, ушла. Потребовалось немало
Мадлен хотела бы дождаться прихода Эмери, а затем остаться тут, но предстояла еще вечерняя трапеза. Дороти одела ее в красивое платье и тунику и заплела ей косы, накрыв их вышитым шарфом, перекрещенным спереди и спускающимся до талии сзади. Мадлен выбрала драгоценности – золотое ожерелье и браслеты, свадебный подарок Эмери, – и отослала служанку. Она с самого утра не виделась с Эмери и долго ждала в надежде, что он придет переодеться. Но второй сигнал рога заставил ее покинуть комнату. Что ж, они увидятся позже.
Но когда она шла по коридору, ее вдруг схватили и окутали плащом, который она отлично помнила. Сердце ее лихорадочно забилось.
– Как же ужин?
– Нас извинят, – сказал ей на ухо Эмери по-английски.
Она прижалась к нему спиной. Он губами коснулся ее шеи через шелк шарфа.
– У меня сотни восхитительных мыслей, моя смуглая леди. О твоей гладкой коже под моими пальцами. О твоих грудях, наполняющих мои ладони. Я собираюсь ласкать их языком, пока, они не затрепещут от восторга. – Он не сделал ни одного движения, но ее дыхание стало прерывистым, и ее бросило в жар.
– Ты обещал мне кровать, – сказала она.
– В свое время.
Его рука наконец двинулась и нежно прикрыла жаждущую ласки грудь, давая больше муки, чем облегчения.
– Боюсь, я научил тебя только быть страстной, любовь моя. Настало время получить другой урок.
– Что еще за урок?
Третий сигнал рога означал, что все должны быть в зале. Они оказались в коридоре одни.
– Восторги медленного наслаждения. Ты помнишь, что я тебе сказал у реки? Я говорил, что собираюсь теребить твои соски до боли, а затем буду сосать их нежно и упорно, пока твое желание не превратится в дикое вожделение.
Ее тело дернулось, выпрашивая то, что было обещано. Мадлен не могла шевельнуть рукой, но она прижималась к нему спиной.
– Я говорил, какая ты горячая и влажная в ожидании меня, – хрипло продолжил он. – Как ты захочешь меня еще сильнее, когда я стану ласкать тебя там. Как я заставлю тебя страстно томиться и превращу это томление в жар. Я буду любить тебя неспешно, жена моя, а когда ты уже не сможешь больше этого вынести, я возьму тебя сильно и быстро.
Ее тело пылало от страсти. Она уже умирала от желания.
– Я больше не могу этого вынести, – прошептала она.
Он отнес ее в свою комнату и, развернув плащ, усадил на кровать. Мадлен в полузабытьи наблюдала, как он раздевался. Наконец он предстал перед ней обнаженным, полным желания, весь золотой. Золотистая кожа, золотистые волосы, позолоченные ремни на сильных руках. Ее прекрасный речной бог. Ее волшебный принц. На левой руке у него были ремни и браслет, но на правой – ничего. Из-за раны или потому, что в этом уже не было необходимости? Она осторожно коснулась его правой руки вблизи воспаленного круга.