Властимир
Шрифт:
Взобравшись на крутой склон, Буян остановился перед огромной глыбой. Он развернулся, бежать было некуда — сзади стоял его преследователь.
Пена на его губах была слегка окрашена кровью. Медленно, словно у него не осталось сил, он приблизился вплотную и обнюхал застывшего Буяна. И вдруг зверь стал судорожно хватать пастью воздух, его выпученные глаза остекленели, с клыков потекла вспененная кровь. В следующий миг он захрипел и рухнул наземь к ногам Буяна.
Тот стоял не двигаясь, прижавшись к камню и закрыв глаза. Зверь дергался в судорогах. Подбежавший Властимир
— Ты прямо волхв! — восхищенно воскликнул князь. — Чем ты его?
— А той травой, что у ручья насобирал, — ответил Буян. — Святоянское зелье… Я, когда его увидел, сразу подумал — что оно мне так напоминает. Решил — возьму пока, потом вспомню. А тут на ум само пришло — растет наверху его родич, как две капли похож, — зверобой его прозывают.
— И ты решил, что это зверя убьет? — догадался Властимир.
— Точно! Только я для верности лютого цвета добавил — и сработало!
Зверь уже перестал биться и валялся на камнях, задрав ноги. Морда его была облеплена мелкими желтыми цветами лютоцвета, пена все еще лилась на камни, словно из прохудившейся бочки. Обойдя тушу, Буян пнул сапогом в оскаленную морду.
— Половину всей травы я на тебя извел, — упрекнул он зверя. — Где теперь новую сыщу? Назад, что ли, ворочаться?
— Назад некогда. Вперед надо — заждались нас наши кони.
Ручей мчался по склону вниз, торопясь на камнях и рассыпая мелкие брызги. Спеша вверх, друзья тоже прыгали с камня на камень и перевели дух, когда попали на плоскогорье, по которому ручей тек уже медленно.
Здесь стеной стоял тростник, но не простой — он колыхался сам, хотя ветра и не было. Когда люди шагнули в него, он угрожающе зашелестел, и в глубине его зарослей заворочалось что-то темное. На всякий случай друзья выбрались из тростника.
Вскоре они добрались до истока ручья. Чуть выше по склону была поляна, где росли такие толстые и старые деревья, что на память невольно пришел тот дуб об одном суку. Но эти на вид были старше того дуба на несколько сот лет. Ни единой травинки не росло под ними — только валялись сухие листья, веточки и чешуйки коры. Ветви сплетались так густо, что под деревьями царил густой сумрак. В глубине при приближении людей зажглись чьи-то глаза и послышался шорох.
Друзья старались идти осторожно, но под ногами то и дело хрустели и трещали сучья. Приглядевшись, витязи заметили в полумраке огромный дом или замок, сложенный из целых глыб, но уже почти разрушенный. Между стенами проросли деревья. Все это выглядело таким древним, что легко было догадаться — построить такой замок могли только арии, не иначе.
— Вот сердцем чую, что близко мой Воронок, — молвил Буян. — Я его, как тогда, на севере, чую… Воронок!
Властимир не разделял его веры, но на крик гусляра неожиданно быстро пришел ответ. Ржание раздалось совсем близко — не то из-под камней, не то из-за них.
— Воронок! — громче позвал Буян. — Ко мне!
Слышно было, как жеребец застучал копытами. Стук их быстро приблизился, пронесся мимо — и затих неподалеку. Жеребец заржал — в его голосе был испуг.
— Где наши кони? — недоуменно вопросил гусляр.
— А не об этом ли нас Волхов предупреждал, когда говорил, что кто из озера того напьется, исчезает? — вспомнил Властимир.
— Ты хочешь сказать, что они стали невидимыми?
— Не только они стали невидимыми, но и мы для них — тоже… Как же нам быть?
— Ну, попадитесь только мне, лошадиные похитчики! — воскликнул Буян, и совсем рядом Воронок отозвался ему печальным ржанием. — Встречу — и никакие чары вас не спасут!
— Погоди, может, есть чары, чтоб лошадям нашим помогли? Ты все знаешь, Буян, вспомни — не слыхал ли чего такого от своего Чистомысла?
Гусляр пристально посмотрел на князя и расплылся в улыбке.
— Есть, — произнес он. — Есть одно средство, только вот как его применить? Лошади-то невидимы… Придумал! Ну-ка, княже, за работу — разведи костерок!
Когда на камнях заплясало пламя, Буян сунул Властими-ру в руки сизый пучок печаль-травы:
— Возьми. Здешние травы — чувствую — против верхних двойную силу имеют, потому как здесь их никто не сбирает. Следи за мной: как остановлюсь где — подпали траву, чтоб тлела только, да и обойди с нею то место. Понял?
Гусляр пошел по поляне, оглядываясь и громко зовя лошадей:
— Воронок, Воронок да дружок Огонек! Вам не время спать — время к нам бежать. Во чистом лугу, во густом бору отзывайтеся-просыпайтеся да на голос мой собирайтеся. Встаньте вы передо мной, как листва перед травой — как листва стоит, не ворохнется, словно мертвая — не шелохнется!
Он догадывался — жеребцы были где-то рядом. Продолжая тихо повторять их имена, Буян встал подальше от камней и кивнул Властимиру. Тот сунул печаль-траву в огонь, она задымилась, и князь подошел к гусляру.
В этот миг слабо тлевшая трава вдруг задымилась так, что закашлялись не только люди, но и лошади. Буян прикрыл рукой глаза, спасаясь от едкого дыма. В ноздри ударил резкий незнакомый запах…
А потом гусляр почувствовал, что чей-то мягкий нос настойчиво толкает его. Буян открыл глаза и поразился, как стало неожиданно светло — мир расцветился золотистыми, голубыми и бледно-зелеными красками. Весело заиграла листва на деревьях над ними. Даже руки и одежда стали голубоватого оттенка. Свет исходил от камня меж ушей златогривого крылатого жеребца, которого держал под уздцы Властимир. Дотлевший пучок печаль-травы валялся у его ног, и златогривый конь осторожно тянулся к нему. А перед Буяном стоял его Воронок и, судя по всему, надеялся получить из его рук какое-нибудь угощение.
— Воронок, друг ты мой милый! — воскликнул гусляр, обнимая голову коня и целуя его в морду. — Ты со мной, жив и здоров! Пришел, и не один, как чуял — Огонька с собой прихватил! Аи, лошадушки, мои душеньки!
Кони были оседланы и оружие на месте. Буян первым делом полез в тороки и, только убедившись, что гусли на месте, достал уже зачерствевший ломоть хлеба, затем, отвернувшись от жадных губ Воронка, разломил его и протянул жеребцу его долю.
Властимир ласкал златогривого жеребца. Камень меж его ушей полыхал как звезда.